Прекрасно работала советская милиция. Люди могли гулять по улицам среди ночи без малейшей опаски, что на них нападут, изобьют, ограбят. Пьяные на видных местах не валялись и не бродили, оскорбляя взор и слух прохожих, их быстренько собирали в вытрезвитель. И нищих в Советском Союзе не было. Не было и безработных. У каждого завода и фабрики таблички: «Требуются…» Каждый выпускник вуза или техникума получал обязательное распределение. Уж понравилось оно или хотелось бы получше, но в любом случае на улице без зарплаты не останешься. Неужели все это было плохо?
Да, цензура существовала. Но не такой уж она была и «зверской». Скорее тупой и нудной, перегружая газеты, журналы, телевидение, радио, кино такими материалами, которые никто не читал, не смотрел и не слушал. Да и определялась цензура отнюдь не указаниями партийного руководства, а рвением чиновников, перестраховками «как бы чего не вышло». Известно, что лично Брежнев открыл дорогу на экраны целому ряду прекрасных кинофильмов, которые сверхбдительные функционеры склонялись запретить: «Белое солнце пустыни», «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука», «Гараж», «Пираты XX века».
А вот «полицейский режим» и жестокая война КГБ с «борцами за свободу» целиком относятся к области пропагандистской фантастики. После свержения Хрущева новые правители действительно сочли нужным усилить контроль за политическими настроениями в государстве. С 1966 г. для инакомыслящих начали применять новую меру наказания – высылку из СССР. В начале 1967 г. в Уголовный кодекс РСФСР, кроме 70-й статьи об «антисоветской агитации», была введена еще одна, 190-1, вводившая уголовную ответственность «за распространение ложных и клеветнических сведений, порочащих советский государственный и общественный строй».
17 июля 1967 г. секретным постановлением Политбюро и правительства штатная численность КГБ увеличивалась на 2250 человек. Вместо уполномоченных на местах создавалось 2000 городских отделений и районных отделов КГБ. В центральном аппарате Андропов создал новое, 5-е Управление «по борьбе с идеологическими диверсиями противника» [149, с. 71, 83]. Сперва его возглавил ставленник Суслова Александр Кадашев – он был секретарем Ставропольского крайкома партии по пропаганде. Но работа оказалась для него слишком непривычной, он подал заявление о переходе в другое место. А начальником 5-го управления бессменно стал генерал Бобков.
В 1969 г. вышло постановление ЦК «О повышении ответственности руководителей органов печати, радио, кинематографии, учреждений культуры и искусства за идеологический уровень публикуемых материалов и произведений». Но эти меры были неслучайными и совершенно оправданными. Вольнодумство, расплескавшееся в мутной воде оттепели, разрасталось в новых формах. А западные спецслужбы очень хорошо пользовались проявлениями недовольства, идейной дезориентации, фрондерства молодежи и творческой интеллигенции.
В 1965 г. КГБ арестовал второсортных писателей Абрама Терца и Николая Аржака. Они через дочку французского атташе пересылали за границу свои антисоветские произведения, публиковались там под псевдонимами Синявский и Даниэль. Как их разоблачили, непонятно. Поэт Евгений Евтушенко со ссылкой на доверительный разговор с Робертом Кеннеди сообщал, что их сдало само ЦРУ – специально, чтобы раздуть пропагандистскую кампанию. Во всяком случае, след вел из-за границы: на допросе Даниэлю предъявили повесть с его собственноручными правками, которая уже была переправлена на Запад. Терцу-Синявскому суд дал 7 лет, Аржаку-Даниэлю – 5 лет. Но провокация с их выдачей стала очень успешной! Признаки преступления по советским законам были налицо – статья 70. Но 63 члена Союза писателей СССР и 200 присоединившихся деятелей обратились с открытым письмом к XXIII съезду КПСС с просьбой освободить осужденных.
Подняли шум и за рубежом, там стали создаваться комитеты в защиту инакомыслящих в СССР, проводились демонстрации, пикеты. Для раскрутки скандалов дело еще и продолжили. Диссиденты Гинзбург, Галансков, Добровольский и Лашкова составили и издали за границей «Белую книгу» по делу Синявского и Даниэля. Их тоже арестовали, прошел второй процесс. Гинзбургу дали 5 лет, Галанскову – 7, остальным поменьше. Но в их защиту устраивались демонстрации на Пушкинской площади, под письмами об освобождении собрали свыше 700 подписей.