Испания чувствовала себя вполне неплохо, а ее короли были несметно богаты, пользуясь плодами этой щедрой земли. Тут ведь старинные здания уцелели почти все, и дороги, и мосты, и даже цирки с акведуками. Римские дворцы стояли во всей своей красе, еще не превратившись, по обыкновению той эпохи, в крепости. Вот и эти покои освещались большими окнами, которые сейчас, весной, были распахнуты настежь, впустив сюда всю прелесть цветущих садов, которыми дворец окружили прошлые короли. Тут, в Испании, земля благодатна, и врагов у нее почти нет, кроме франков и горцев на севере. Впрочем, усобицы готов с успехом заменяли любых врагов. Они рвали страну на части, разоряя ее дотла.
— Зачем я казнил его, как думаешь? — проскрипел Хиндасвинт, вглядываясь в лицо плода любви своей внучки Баддо и сына самого лютого врага, Виттериха первого.
— Он стал слишком силен, — с готовностью сказал мальчишка. Он уже знал ответ на этот вопрос и не терялся. — Ты мог дать ему свою милость и оставить в живых, ослепив, но он не согласился.
— Да! –король удовлетворенно откинулся в кресле, стоявшем недалеко от жаровни с углями. Старые кости пробирал холод, даже когда на улице вовсю грело солнце. — Мне некогда ждать, когда он соизволит поднять мятеж. Мне достаточно и того, что он может это сделать. Наша знать буйна и непослушна. Герцоги мнят себя королями, а графы — герцогами. Я буду рубить их головы, пока господь милостивый дает мне жизнь. А потом это дело продолжит твой дед Реккесвинт, а потом ты!
— Но ведь королей в Испании выбирают, ваше величество, — осторожно напомнил Виттерих младший. — Четвертый Толедский собор так постановил…
— Собор… Собор! — поморщился король. — Святые епископы с подачи святого Исидора Севильского протащили туда постулат, что первым делом короля является борьба с иудеями. Вот дурни! Кстати, когда станешь королем, не вздумай этого делать. Мы получаем от них львиную долю наших доходов. Города обнищали, ремесла нет, а свободные продаются в рабство, будучи не в силах прокормить семьи. Береги иудеев и купцов. Они твоя опора, внук. Без денег тебя зарежут собственные гардинги.
— Но выборы короля…, — возразил мальчишка.
— Мы коронуем нашего сына при жизни, а тот коронует тебя, — отмахнулся Хиндасвинт. — Надо менять старые обычаи. Мы будем опираться на гардингов, наших «верных». Нам не нужна знать с собственными дружинами. Одно беспокойство от них.
— Да, ваше величество, — кивнул Виттерих. У него уже подрастали свои собственные «верные», которых иногда называли, по обычаю франков, лейдами.
— А еще нам понадобится сила римского императора, — проворчал король, недовольно оставив кубок в сторону. — Твоя жена приедет только через пять лет, я могу не дожить до этого события. Заделай ей сразу ребенка, прошу. Если она хоть немного похожа на свою мать, это будет нетрудно. Императрица, как говорят, на редкость красивая баба. Не понимаю я императора Само. Его дочери уже десять. Почему не прислать ее сейчас? Она уже через пару лет будет готова для постели. Ох, старость, не радость! Пропадете вы без меня! Ладно, иди, внук. Тебя ждут мои люди. Сегодня будешь упражняться с копьем.
Виттерих молча поклонился и вышел. Такого рода разговоры у него происходили часто. И он изо дня в день присутствовал на заседаниях королевского совета, на приемах провинциальной знати и отчетах чиновников фиска. Надо сказать, Испания шла впереди всех королевств варваров, и личная королевская казна, или фиск, была отделена от казны государства. И это шло на пользу финансам страны, которая впала в непрерывный кризис, порожденный усобицами и падением торговли.
— Отец сказал, что император Само поможет мне, — шептал мальчишка. — Дед истребит всю знать и поставит своих людей. Господи боже, помоги мне! Сколько из королей готов умерли своей смертью? Да и половины нет. Клянусь тебе, господи! Я доведу дело прадеда до конца. В Испании некому будет бунтовать!
В то же самое время. Толоса (в настоящее время — Тулуза). Королевство Аквитания.
Радегунда почтительно слушала старшего короля Хариберта, только что в рот ему не смотрела. Король достиг преклонных тридцати лет, а потому его волосы, не стриженные с рождения, опускались ниже ягодиц. Прическа заменяла Меровингам корону, и каждый локон в ней считался священным. Удивительно, как в такую ерунду столетиями верили в христианской Галлии. Видимо, отголоски язычества слишком глубоко въелись в кровь и плоть здешних людей. Стоявшая позади рабыня с тупым и равнодушным видом расчесывала волосы Хариберта, смазывала их маслом и снова расчесывала. Король нечасто баловал себя посещением бани в собственном дворце, а потому в его роскошной шевелюре то и дело заводилась какая-то посторонняя живность.