Гибель великого города

Великолепие главной улицы ужалило его в сердце, словно змея. Разве счастливы эти сластолюбивые горожане? А женщины, выставляющие напоказ свои высокие груди и пышные ягодицы? Разве знают они, что ждет их впереди? К чему вся эта спесь, это неистовое веселье, если им даже неизвестно, по какому пути шествуют они!

Вот он — великий город, вот они — пышность и великолепие, вот она — неодолимая мощь! Но ради чего существует все это? Великий удав времени одним дыханием заглатывает в свою страшную пасть и человека, и золотого оленя богатства.

Как он заблуждался! Он дерзнул осудить великого царя йогов! Он, который доныне бьется в жестоких руках судьбы, который свою слабость почитает за силу, которому поражение кажется торжеством.

Колесница остановилась. Манибандх вошел во дворец.

Он сел на ложе, прислонившись спиной к стене. Мышцы расслабились, но голова была тяжелой. Настала еще одна ночь, но разве эта ночь не растворится в свете дня? Ночь приходит и уходит — зачем? И трепещущий лунный свет! Как странно, даже эта ночная красавица, приносящая прохладу, напомнила ему нестерпимый дрожащий зной египетских пустынь и жаркие вздохи желаний!

Послышались шаги. Вошла рабыня.

— Господин! Прикажете принести еду?

— Что тебе? — очнулся от задумчивости Манибандх.

Рабыне показалось, что хозяин недоволен тем, что его потревожили. Она затрепетала.

— Господин! Управитель Акшай ждет вашего приказания, чтобы принести кушанья.

— Ах вот что! Я не хочу есть!

Рабыня склонила голову в покорном поклоне. Манибандх заметил, что она взволнована.

— Рабыня, как твое имя?

— Меня зовут Тара, господин!

— Тара![17]

Глаза Манибандха сами собой устремились к окну, через которое проглядывало звездное небо. Сколько звезд! Они так далеко! Кажется, они зовут к себе своим мерцанием… но это — души умерших, которые трепетно сияют во тьме, и нужно умереть, чтобы приблизиться к ним.

— Ступай, Тара! Я не голоден. Съешьте мой обед, — сказал он терпеливо ожидавшей рабыне.

Когда она передала слова купца управителю, тот подумал немного, затем сказал с усмешкой:

— Ну что ж, приходи, Тара. Мы с тобой попируем.

Все рабыни знали, что это означает.

А Манибандх и в самом деле не хотел есть. Манибандх![18] Как странно звучит это имя! Да, он — Манибандх, связка драгоценных камней, которые дороже золота. Если он все бросит, его богатства захватят другие — эти собаки, которые, высунув язык от жадности, всюду рыщут без устали, пытаясь сделаться Манибандхом. Да, манибандхи встречаются во все времена! Но его уже не манил этот образ…

Пробил колокол. Полночь. Где-то опустили в воду металлическую миску, и этот тихо звенящий звук ясно слышен в ночной тишине…

От жажды пересохло в горле. Позвать рабыню? Он мог бы получить несколько мгновений радости… Нет, сегодня это его не отвлечет от тяжких мыслей… Манибандх сам наполнил чашу вином и осушил одним залпом. Затем наполнил чашу снова. Вино утолило жажду, но не придало бодрости. Он выпустил чашу из рук, она беззвучно покатилась по мягкому ковру.

Эти звезды в пустом и неподвижном ночном небо! Зачем они манят к себе? Почему они так жадны до человеческих душ? И каким таинственным образом душа после смерти человека проделывает такой длинный путь? Где-то далеко за звездами обитает всемогущий великий бог… Что мы все перед ним?

Манибандх уронил голову. Вино затуманило его сознание. Ему вдруг захотелось петь. Он хотел, чтобы песня заполнила окружающую пустоту и безмолвие, чтобы обратилась она в черную, несущую прохладу тучу, которая заволокла бы небо над жаркой пустыней его души; пусть эта туча свершит над ней свой царственно-медлительный танец, пусть она оросит эту пустыню животворящей влагой и угасит ее бесплодный зной…

Он вспомнил Нилуфар. В такую же звездную ночь между ними родилась любовь. Где теперь его возлюбленная? Он пошел в комнату египтянки и, как прежде, присел на край ее кровати. Все так же россыпью лежали украшения вокруг брошенного ларца. Он удивился. Неужели все так напуганы, что не осмелились, притронуться к драгоценностям?

Он осмотрел комнату. Где же Нилуфар? Кому поет сейчас она свои песни? Где та чарующая слух, трепетная песня свирели, от которой начинали звенеть ножные кольца? Ничего нет на свете радостней этой божественной музыки. Это высший дар на земле. Ноги сами начинают двигаться, всё тело до последнего волоска трепещет от проникновенных, нежных звуков. Но оскорбленная купцом Нилуфар ушла. И вот он, самый гордый и надменный человек в Мохенджо-Даро, совсем одинок. Где та, чью честь он не сумел защитить?

Небо затянули тучи. В отчаянье Манибандх заметался по покоям, словно раненый леопард. Над ним смеется весь город! Люди ненавидят его, потому что он показывает свое пренебрежение к ним! Они смеют издеваться над ним! Достоинство Манибандха лежит во прахе, раздавленное демонами его собственного сладострастия! Ему захотелось громко, во весь голос закричать. Закричать, что все это ложь!