Гибель Высоцкого. Правда и домыслы

В зачине статьи авторы вскользь признают, что с эстрады Высоцкий поет песни, не вызывающие у них сомнений. Но это не более чем виньетка: оказывается, «барды» из Москвы «быстрее вируса» распространяют «эпидемию блатных и пошлых песен». Высоцкий не исключение, именно он преподносит под видом искусства обывательщину, пошлость и безнравственность. Он «поет от имени и во имя алкоголиков, штрафников, преступников, людей порочных и неполноценных. Это распоясавшиеся хулиганы, похваляющиеся своей безнаказанностью». Итоговый вывод: артист запел «с чужого голоса».

Чиновникам всех уровней не надо иметь особого «верхнего слуха», чтобы сообразить: сигнал, посланный третьей по рангу общеполитической газетой страны, услышан и принят «к руководству и исполнению». Тотчас же его подхватила и развила тогдашняя «Комсомолка»; к «делу» начали приобщаться и некоторые провинциальные издания.

Перед Высоцким закрылись двери дворцов культуры, клубов, концертных залов и площадок; появились ограничения в его кинодеятельности, хотя только что вышедшие фильмы «Вертикаль» и «Служили два товарища» не оставляли сомнений: в кинематографе появился новый и настоящий талант.

Словом, обложили со всех сторон.

Вот в такой ситуации Высоцкий, знающий, как все подлинные художники, себе цену, гордый и самолюбивый, вынужден был обратиться с письмом в Центральный Комитет КПСС. Он хорошо понимал, что только на самом верху могут, если, разумеется, захотят, разобраться объективно в сложившейся вокруг его песенного творчества ситуации. Как потом выяснилось, особых иллюзий он не питал.

Письмом Высоцкого и было поручено заняться автору этих строк, в то время ответственному работнику Отдела пропаганды ЦК КПСС. Высказанные впоследствии утверждения, что с Высоцким встречался другой Яковлев — тогда первый зам. зав. отделом пропаганды и будущий член Политбюро, секретарь ЦК (у нас его тогда называли «А.Н.»), — как раз относятся к числу домыслов. Один из писавших даже придумал монолог А.Н. с окающим акцентом и назидательными тирадами, с которыми тот якобы обратился к Высоцкому.

Но чего не было, того не было. Все происходило иначе.

…Ближе к полудню легкий, но решительный стук в дверь. Я иду навстречу попавшему в беду именитому посетителю. Судя по внешним признакам, особого психологического напряжения этот невысокий, худощавого телосложения молодой человек в модной темно-серой куртке вроде бы не испытывает, как будто он только и делал, что ходил в ЦК. Но мы-то знаем, что приглашаемые сюда люди переполнены эмоциями, иногда тщательно запрятанными вглубь. Уж такая инстанция — выше некуда!

Здороваемся. У него крепкое, сильное рукопожатие.

— Оказывается, есть не только королевская, но и актерская точность, — говорю я.

— А как же! — отвечает Высоцкий, не отводя открытого и выразительного взгляда светло-серых глаз.

— И получается?

— В основном — да. Но бывают, честно говоря, и сбои.

Мы проходим к моему столу, он усаживается. Двое моих коллег по кабинету с нескрываемым любопытством рассматривают посетителя. Один из них вскоре будет редактором «Правды» по отделу литературы и искусства и какое-то время спустя опубликует в той газете свою рецензию «Театр черной магии на Таганке», в которой не оставит камня на камне от любимовского спектакля «Мастер и Маргарита»… Этот «социальный заказ» запомнится надолго своими драматическими продолжениями.

А мы приступаем к беседе по существу письма. Поскольку я его хорошо проштудировал, прошу Высоцкого говорить то, что он считает для себя важным и нужным.

С первых же фраз становится ясно, что мой собеседник очень серьезно подготовился к разговору — открытому, доверительному. Еще одна приятная неожиданность: оказывается, он полемист, и притом неплохой; у него четкая, аргументированная позиция по поводу содержания статьи, широта и глубина взгляда на предмет обсуждения — песню, безупречная логика суждений. Превосходная культура речи.

Трудно передать полностью содержание разговора, ведь он продолжался целый час. Поэтому восстанавливаю по старым записям лишь некоторые, на мой взгляд, наиболее важные моменты.

— Между тем, о чем поет Высоцкий на самом деле, и тем, что он намерен сказать здесь, расхождений нет, — начинает мой собеседник. И продолжает:

— Я достаточно зрелый человек, с детских лет находился в нравственно здоровой, скажу больше — патриотически настроенной среде военных людей. Эта закалка, полученная «с младых ногтей», определяет доминанту и градус моего творчества, будь то театр, эстрада или кинематограф. Мой основной песенный репертуар посвящен святым для меня ценностям — дружбе, товариществу, честности и порядочности, верности долгу, переходящей, если так складываются обстоятельства, в самоотверженность, подвиг…

Если вы знаете хорошо мой песенный репертуар, то именно такого характера человеческие поступки интересуют меня в первую очередь.