Гибельный огонь

Посланец Пирра замолчал. — Я думаю, что это ошибка… — начал Дама, в то время как его мозг лихорадочно работал, ища дипломатический способ опровергнуть абсурдное обвинение.

Менелай не был ни заинтересован в дипломатии, ни способен к ней. — Это дурные стишки, — сказал он, обращаясь прямо к Префекту. — И это чушь собачья. Я никогда в жизни не прикасался к мальчику с плотской целью.

После паузы, слишком короткой для того, чтобы кто-то другой мог вставить комментарий, философ добавил: — Я не могу утверждать это, как достоинство. Потому что, честно говоря, у меня никогда не было такого искушения.

— Веттий? — спросил Префект, и его глаза сузились от предположения.

Солдат пожал плечами: — Я не могу доказать отсутствие, — сказал он, его тон отрицал возможность, скрытую в этих словах. — Но если бы у ученого Менелая были вкусы в этом направлении, то кто-нибудь из соседей или рабов непременно упомянул бы об этом.

— В его бумажнике… — неожиданно вмешался Асер.

— … хранится соблазнитель… письмо к мальчику, с которым он спит.

— Это ложь, — закричал Менелай, — такая же лживая и черная, как сердце шарлатана, чьи слова произносит этот бедный обманутый юноша!

Веттий потянулся к груди тоги философа.

Менелай поднял руку, чтобы отразить то, что он посчитал посягательством на свое чувство приличия. Дама схватил философа за руку и сказал: — Пусть он обыщет тебя сейчас. Это продемонстрирует ложь всем этим господам.

Веттий достал потрескавшийся кожаный кошелек, углы которого так часто зашивали, что его вместимость уменьшилась на треть. Он приподнял большим пальцем клапан — завязки сгнили лет десять назад — и высыпал содержимое, предмет за предметом, на левую ладонь.

Перо. Пара луковиц.

— Я, э-э, — пробормотал Менелай, — это мне на обед…

Дама похлопал его по плечу, призывая к молчанию.

Половина корки хлеба, скорее откушенная, чем оторванная от большого куска. Губы Рутилиана и его спутников скривились.

Блокнот, закрытый так, чтобы две дощечки защищали надписи на их вощеных внутренних сторонах. Все взгляды обратились к философу.

Все глаза, кроме глаз Гнея Асера, стоявшего тихо, как отдыхающая овца.

— Моя записная книжка, — объяснил Менелай. — Я записываю идеи для своих лекций. А иногда и встречи.

Веттий стряхнул обратно остатки содержимого кошеля и открыл записную книжку.

— Это по-гречески, — заметил он. Он подвинулся так, чтобы свет из садовой двери отбрасывал тени на отметины, нанесенные на воск, и делал их разборчивыми.

— Да, я делаю записи… — начал философ.

— Менелай своему возлюбленному Курносу, — сказал Веттий, скорее переводя строки, чем читая их в оригинале. — Курнос, не гони меня под ярмо против моей воли, не подгоняй мою любовь слишком сильно.

— Что же это! — удивился Дама.

— О…! — пробормотали несколько человек в комнате.

— Я не приглашу тебя на вечеринку, — продолжал солдат, повышая голос до уровня, достаточного, чтобы выкрикивать команды через все поле боя, — и не запрещаю тебе. Когда ты рядом, я огорчаюсь, но когда ты уходишь, я все еще люблю тебя.

— Да это же не мой блокнот! — воскликнул Менелай. — И не мои слова тоже. Ведь это всего лишь цитата из древнего поэта Теогниса!

Дама начал протягивать руку к блокноту. Он поймал себя прежде, чем подумал, что этот жест был заметен, но солдат увидел и понял его. Веттий протянул Даме открытый блокнот.

Посланец Пирра должен был бы улыбаться — и на лице его должно было появиться какое-то выражение. Но лицо Гнея Асера оставалось добрым и мягким, как масло. Он повернулся, чтобы выйти из кабинета так же бесстрастно, как и появился.

Менелай потянулся было к руке Асера, но Дама загородил его своим телом. — Держи себя в руках! — прорычал он себе под нос.

Послание в блокноте не могло быть написано старым философом… но подделка была очень хороша.

Слишком хороша, чтобы Дама заметил разницу между рукой Менелая и рукой подделывателя.

— Ложь не меняет правды! — крикнул Менелай в спину Гнея Асера. — Скажи это своему хозяину! Правда еще найдет его!

— Гражданин Менелай,— сказал Префект сквозь сжатые губы, — вам лучше… — в голове у него мелькнула целая серия картин: Менелай дерется с посланником Пирра в приемной, — выйдите на минутку в сад, пока мы обсуждаем дела. И ваш друг тоже…

— Сир, — вмешался Веттий, — я думаю, было бы желательно, чтобы Гражданин Дама присутствовал при обсуждении.

— Но ведь мы не обязаны объясняться с каким-то странствующим гомосексуалистом?— сказал Целиус.

Рутилиан посмотрел на него. — Нет, — сказал он. — Я никому ничего не должен объяснять, Целиус. Но мой друг Луций прав в том, что иногда объяснение может избавить нас от дальнейшей неловкости — даже в таких тривиальных вопросах, как эти.

Впервые Дама понял, что Рутилиан достиг высокого поста по более веской причине, чем тот факт, что у него были правильные предки.

Мгновенная дрожь сотрясла тело Менелая. Философ выпрямился, спокойный, но выглядевший старше, чем Дама когда-либо видел его прежде.