Гиблая слобода

— Я начал писать песню… песню… мне кажется, сна получится, как надо.

Послышались восторженные возгласы.

— Это на смерть Милу…

Ребята сразу стали серьезными.

— Называется она «Мертвый сезон»…

Они удовлетворенно хмыкнули.

— Уже одно только название…

— Замечательно!

щ еки Ритона вспыхнули румянцем. Он приподнялся на подушке.

— Как будто на этот раз неплохо получилось.

Г ости приготовились слушать.

— Я еще не совсем кончил… — стал извиняться Ритон, — но даже начало, первый куплет, и второй, и припев тоже… мне кажется, на этот раз неплохо получилось.

— Валяй!

Ритон сел, поправил простыни и оперся на локти. Стал насвистывать песенку. Мелодия была легкая, быстрая, но грустная, хватающая за душу.

Больные с соседних кроватей и их посетители повернули головы. Ритон закончил мелодию под сурдинку, ребята слушали, склонившись к нему. Он поднял палец, требуя внимания, и запел:

Забавная прогулка:
На улице меньше нуля.
Пускай нам меньше двадцати,
Вдвоем на бал нам не идти…

Ритон посинел, сжал губы, тело его задергалось. Он сунул руку под подушку, вытащил оттуда тряпку, зарылся в нее лицом и надолго закашлялся. Кровать под ним подпрыгивала. Он нашел ощупью на тумбочке плевательницу, поднес ее ко рту, поднял крышку и плюнул. Поставил на место и вытер рот. Теперь щеки у него были красные, глаза полны слез. Он с виноватым видом посмотрел на друзей.

— Это пустяки… слушайте:

Забавная прогулка:
На улице меньше нуля.
Пускай нам меньше двадцати,
Вдвоем на бал нам не идти…

Хриплый звук вырвался у него из горла, он дернулся, снова зарылся лицом в огромную тряпку. Этому приступу, казалось, не будет конца.

Жако проговорил, взглянув на стенные часы:

— Послушай, Ритон, начало у тебя здорово вышло, но…

— Погоди, дальше говорится о телефонах, о телефонах, как нуга, о телефонах совсем белых, о телефонах, которым тепло…

Он с трудом подавил клокотавший в груди кашель, только спина у него задрожала.

— Послушай, тебе надо отдохнуть, — сказал Жако. — Ты споешь нам песенку в следующий раз.

Ребята возвращались домой грустные. Машина шла почти нормальным ходом.

Вдруг Морис объявил, словно только что вспомнил об этом:

— Я получил письмо от своего хозяина: работа в обувной мастерской возобновилась.

— Так, значит, ты вернешься на улицу Бельвиль?

— Да, но мне что-то жалко расставаться со стройкой. Ничего не поделаешь, нужно.

— Скажи, — спросил Жако, — ты придешь на собрание во вторник вечером? На стройке будет вся наша молодежь и ребята из Шанклозона тоже…

— Еще бы, конечно, приду. Я буду ходить на все ваши собрания.

— Итак, ты возвращаешься к обуви, — сказал Мимиль. — Как видишь, все уладилось, ты снова нашел обувь по ноге.

— Ну и балда же этот Мимиль.

— М — да… — ответил Морис, — но у меня скоро брат вернется с военной службы. Теперь уж ему придется искать работу. Вечно одна и та же история…

— И вечно она повторяется.

Они проехали молча с добрый километр.

— Знаешь, Жако, — сказал Морис, — на это собрание надо бы затащить Шантелуба.

— Факт!

— А как ты это устроишь?

— Предоставь все мне. Есть безошибочное средство, вот увидишь…

* * *

— Иди сюда, Жако… Ты слышишь шум? Что это такое?

— Где, Лулу? Я ничего не слышу.

Они оба присели на корточки в своей спальне. Звук напоминал одновременно и щебетание, и шелест, и шуршание шелковой ткани.

Ребенок и юноша удивленно переглянулись.

— Это, верно, в подвале. Пойду посмотрю… — сказал Жако.

Он стал спускаться по лестнице, ловко удерживая на ногах шлепанцы. В кухне он увидел мать с проволочной мочалкой в руке.

— Ну как, Жако, хорошо спал?

— Да…а…а… — ответил Жако, сладко потягиваясь.

— Лулу спокойно^провел ночь?

Жако со вздохом уселся на предпоследней ступеньке лестницы. Вытащил левую ногу, поставил се на туфлю и с наслаждением принялся растирать пальцы.

— Он дрыхнул без задних ног.

Мать положила мочалку на раковину, скрестила руки на животе поверх фартука и подняла глаза к потолку.

— Он прямо ангелочек, когда спит спокойно.

— М — да… м — да… — любезно подтвердил Жако, принимаясь за другую ногу.

— Но что там ни говори, а Лулу надо как следует поправиться. Ведь он столько потерял в весе, пока болел…

— Аппетит у него неплохой…

— Что правда, то правда. Доктор говорит, что ему надо побольше есть мяса, это еще можно как-то устроить, но он хочет, чтобы мы послали мальчика в горы, на высоту в тысячу метров. И что это за жизнь такая проклятущая! Доктор и не представляет себе…

— Да, он не представляет себе, — согласился Жако, вставая.

Уже с порога, он крикнул:

— Ты не могла бы отутюжить мой костюм, да и подновить его малость.

— Это не так легко. Он уже совсем износился.

В глубине садика Амбруаз перекапывал землю. Он заметил Жако и кивнул ему.

— Привет, — как-то странно ответил юноша, помахав ему рукой.