Гиблая слобода

У фигуры, появившейся в освещенном проеме, не было головы.

— Входи, — послышался голос.

Когда дверь закрылась, голос продолжал:

— Извини меня, Рене, за этот маскарад, но у меня опять болячки на лице.

Раймон Мартен прижимал руками компрессы и повязки, покрывавшие его голову. На столе были приготовлены пузырьки с эфиром и спиртом, тюбики мази, бинты, тазик. Рядом с полотенцем, на котором были размещены все эти медикаменты, лежала брошюра, заложенная карандашом, и тетрадь. На газовой плите ворчал чайник.

— Садись, Рене.

Голос глухо звучал сквозь повязку, в которой были оставлены лишь две узкие щели для глаз и рта.

— Ну как, хороша моя косметическая маска? — продолжал голос. — Я принял героические меры, потому что завтра мне придется выступать на митинге по вопросу о водопроводе. Понимаешь, ведь нельзя же появиться на трибуне…

Он вылил часть кипятка в тазик для нового компресса, а остальное в кофейник. Затем снова поставил кипятить чайник: надо было помыть посуду.

— Раймон, я не знаю, что делать, — со вздохом проговорил Шантелуб.

Он рассказал о вчерашнем собрании, о трудностях, с которыми ежедневно сталкивался, стараясь как-то оживить работу Союза молодежи, о грубостях, на которые то и дело нарывался, о поведении ребят.

— Не знаю, что и делать, Раймон, — повторил он в заключение.

— Выпей кофе.

Человек — призрак налил две чашки кофе.

— Так, значит, молодые люди не такие, какими тебе хотелось бы их видеть?

— Они озлоблены.

Среди бинтов и повязок вспыхнули две черные точки.

— «Озлоблены» — выражение реакционеров, Рене. Мы говорим «возмущены».

— Но как же быть? — повторил Шантелуб. Он-то сам прекрасно понимает всю важность борьбы против перевооружения Германии, но ему никак не удается убедить в этом остальных, и если нужно будет выбирать между состязанием бокса в Зале празднеств и массовой демонстрацией, ребята ни минуты не станут колебаться — это ясно.

Какую же позицию должен занять он, Шантелуб, секретарь молодежной организации, сталкиваясь с такими настроениями, с такими фактами? В лучшем случае ему удастся притащить на демонстрацию одного или двух парней, уцепившись за полы их пиджаков, а в это время сотни других отправятся в Зал празднеств, чтобы полюбоваться на то, как мсье Рей и другой боксер — «не помню, как его зовут» — будут награждать друг друга тумаками.

— А тебе следовало бы знать, как зовут этого боксера, — перебил его голос Раймона.

Красноречие Шантелуба сразу иссякло.

— Да, тебе следовало бы это знать, знать не меньше других парней, о том, что их до такой степени увлекает.

Шантелуб ничего не понял. Он почесал у себя в затылке, и кожаный козырек фуражки сполз ему прямо на длинный нос. Ударом большого пальца он снова водворил фуражку на место.

По мнению Раймона Мартена, важнее самому находиться в гуще людей, чем являться к ним с готовыми формулами. Важнее сделать три шага со всеми, чем десять километров одному. Шантелубу хотелось, чтобы член компартии, активист, объяснил ему, как практически осуществить эти принципы в молодежной организации, но Мартен предоставлял ему полную свободу в деле «омоложения» опыта старших товарищей. Вот, кстати, завтрашний митинг в зале «Канкана»… Началось это в воскресенье утром, когда Мартен продавал «Юманите». У каждой двери его встречали жалобами на отсутствие водопровода, охали домашние хозяйки, тащившие полные ведра воды, впрочем, ему и самому все эго было хорошо известно. Тут Мартен засмеялся, прижимая обеими руками свои повязки. Он поставил этот вопрос на собрании ячейки, и было решено организовать сбор подписей под петицией. Петицию подписала вся Гиблая слобода. Делегация отправилась в Версаль, где была принята начальником канцелярии префекта.

— И знаешь, кто входил в эту делегацию? Мадам Гобар и мадам Удон.

— Но ведь они друг друга терпеть не могут!

Жан — Пьер Шаброль

113

— Да, они ссорились из-за колодца. Вода оказалась единственным вопросом, по которому они могли договориться действовать сообща.

Завтра на митинге они будут сидеть рядом, и каждая станет ревниво следить, чтобы соперница не опередила ее, проявив больше рвения в борьбе. Приедет также генеральный советник, реакционер.

— Но как же с перевооружением Германии? — спросил Шантелуб. — Разве ты об этом не будешь говорить?

А ему и не придется. Другие скажут за него. В связи с вопросом о проведении водопровода в Гиблой слободе неизбежно встанет вопрос о кредитах, и разговор волей — неволей зайдет о военном бюджете, а там недалеко и до перевооружения Германии. Если генеральный советник попытается избежать столь щекотливой темы, его могут призвать к порядку те самые домашние хозяйки, которые то и дело кричат, чтобы их оставили в покое со всей этой политикой.

— Видишь ли, — настойчиво заговорил человек — привидение, — самое удивительное в этой замечательной истории с водопроводом то, что вся кутерьма затеяна женщинами и они всем заправляют.

— Женщинами! — воскликнул Шантелуб. — Да с ними еще труднее, чем с молодежью!

— Прежде чем пытаться изменить молодежь, Рене, надо принять ее такой, какова она есть.