Гиблое место

— Насколько я понимаю, — сказал Робертс, — мы получили рекламный проспект. Погодите-ка… Сандра нашла этот дом восхитительным. В отличие от меня ее всегда привлекала деревенская романтика, соломенные крыши… у этого дома ведь соломенная крыша? Верно? Ну вот видите, самая простая загадка в нашем деле. Если вам интересно, не исключено, что проспект у меня еще сохранился…

Комиссар покачал головой.

— Нет, нет, это не настолько важно. У вас есть шофер?

— Да. Новотни. Эмигрант. Очень старательный. К тому же он следит за садом, лодками, отоплением и прочими вещами.

— Кадулейт номер два, — пробормотал Хорншу.

— Он живет в доме?

— Нет, у него своя квартира поблизости. А в течение дня его можно застать в гараже. Там у него небольшая каморка. Лучше покончить с этим сразу же. Остальные должны сейчас подойти.

Сенатор Робертс приподнял безупречной чистоты манжет над своими часами. Тяжелый золотой браслет обтягивал покрытое волосами и совсем еще не дряблое запястье. Он остался сидеть за письменным столом, отвечая на вопросы комиссара, оттуда же он следил за беседой своего шофера с полицейскими.

— Да вы садитесь, Новотни, — подбодрил он водителя, который нерешительно стоял в центре комнаты, и Новотни неловко присел на краешек кресла.

На нем был комбинезон, в руках замасленная кепка. Но Кеттерле вполне мог представить, как респектабельно он смотрелся в своей прекрасной форменной одежде, со слегка тронутыми сединой пышными волосами и лицом, выражение которого весьма мало соответствовало седине.

— Чтобы сразу ввести вас в курс дела, Новотни… — начал было сенатор из-за своего стола, и шофер обратил на него внимательный взгляд.

Комиссар Кеттерле поднял руку и сделал из-за спины Новотни знак сенатору.

— Господин сенатор, позвольте, пожалуйста, задавать вопросы мне.

Рихард Робертс пожал плечами.

— Как вам будет угодно, — сказал он и откинулся в кресле. Огромный нож для разрезания книг выглядел в его могучих руках перочинным.

Кеттерле обратился к шоферу:

— Несколько вопросов, которые я хотел бы задать вам, одобрены господином сенатором. Поэтому можете отвечать на них без колебаний, ясно?

— Конечно, — сказал шофер, пребывавший, очевидно, в полном неведении, о чем должна идти речь.

— Сколько автомашин имеется в доме?

— Три. «Кадиллак», «Мерседес-19 °CЛ» и «карман-гиа» уважаемой госпожи.

— Вы обслуживаете все три?

— Да, все три.

— В чем состоит ваша работа?

— Я слежу за их внешним видом, мою, произвожу мелкий ремонт, регулярно отгоняю на техническую профилактику. Такие задачи у любого домашнего шофера.

— Вы водите все три?

Новотни кивнул.

— Да.

— Где находятся документы на автомобиль, когда вы сидите за рулем?

— В «кадиллаке» в правом боковом кармане, в двух других — в левом боковом кармане.

— И ни в одной — в отделении для перчаток?

— Нет. На этот счет имеется строгое указание господина сенатора. Отделение для перчаток в машине — это все равно что ящик его письменного стола.

— Иногда там остается письмо или какой-нибудь документ, — сказал Робертс, — и пришлось указать шоферу…

— Понятно, — сказал Кеттерле. — Положение сиденья водителя во всех машинах соответствует вашему росту?

Сенатор Робертс скривился и покачал головой.

— Уважаемая госпожа очень… — Новотни подыскивал нужное слово, чтобы выразиться с достаточным почтением, — изящна. И в большинстве случаев она выдвигала сиденье вперед до отказа.

— Благодарю, — сказал Кеттерле. — Вы водите машину в перчатках?

Кристоф Новотни ответил на этот вопрос не сразу, и Хорншу удивился, почему комиссар оставил его напоследок. Какое-то время шофер вглядывался в лицо Кеттерле с бо́льшим напряжением, чем до сих пор.

— К форменной одежде полагаются перчатки из серой замши, — ответил он наконец, — господин сенатор придают этому большое значение.

Кеттерле кивнул.

— И последний вопрос. Вы, конечно, тоже ничего не знаете о телеграмме, которая была отправлена отсюда вчера ночью по телефону? Текст ее: «Не выйдет», она была без подписи и адресована госпоже Сандре Робертс.

— Нет, — сказал шофер, — да и как бы мне пришло такое в голову? Когда была отправлена телеграмма?

Комиссар достал скомканную записку из кармана пиджака и назвал точное время.

— В девять часов семь минут.

— Ровно в девять господин сенатор позвонили мне на квартиру и сообщили, что я им больше не нужен.

Шофер взглянул в сторону сенатора, который как раз положил нож для разрезания книг на письменный стол.

— Верно, — сказал сенатор, — это было ровно в девять. По телевизору кончили передавать соревнования по теннису. Я помню точно.

Новотни встал и переложил кепку в другую руку. Комиссару бросилось в глаза, что, несмотря на все свое уважение к господам, в нем не было и следа приниженности.

— Господин сенатор, вы позволите мне вопрос?

— Да, Новотни.

— Неужели уважаемая госпожа попала в аварию? Я имею в виду — мне не хотелось бы упрекать себя в недостаточном уходе за машиной… Это просто немыслимо…

— В этом смысле вы можете быть совершенно спокойны, Новотни, авария не имеет никакого отношения к делу.

— И все-таки… Если господин сенатор мне доверяют…

Робертс устало махнул рукой.