— Хорошо, хорошо, Новотни. Радуйтесь, что вы ничего об этом не знаете.
Шофер опустил голову, повернулся и пошел к двери. Комиссар Кеттерле достал из нагрудного кармана шариковую ручку и сжал ее в самом низу двумя пальцами.
— Кстати, господин Новотни, — сказал он, когда шофер был уже у двери.
Новотни вздрогнул.
— Да?
— Не могли бы вы оставить мне свой адрес и номер телефона? На всякий случай.
Шофер вернулся, взял шариковую ручку, бумажку комиссара и, склонившись над столом, записал свои данные. Потом, подумав, вытащил из кармана тряпку и тщательно протер ручку.
— У меня руки в масле, — сказал он извиняющимся тоном. — Вы можете испачкать костюм.
Когда Новотни пересекал холл, доктор Реймар Брабендер как раз открывал входную дверь.
Шофер пробормотал приветствие и удивился, что молодые господа прямо в пальто и шляпах, не раздеваясь, прошли через холл.
— Папа́! — крикнула Эрика. — Папа́, что случилось? Это так ужасно!
Она быстро обняла отца, потом посмотрела на полицейских, которые при ее появлении встали. Сенатор позволил и Зигрид обнять себя, затем поздоровался с обоими зятьями коротким кивком головы. И только после этого представил их чиновникам.
— Хорошо, хоть ты наконец сбрил свою богемную бороду, Ханс-Пауль, — сказал он, когда все уселись. — Если бы ты еще избавился от своих богемных привычек…
Сенатор терпеть не мог рубашки без галстука, куртки английского образца и вельветовые джинсы, но больше всего он терпеть не мог самого этого человека за род деятельности, которая вместо ясных цифр выражалась непонятными оттенками красок на каких-то непонятных набросках.
— Не донимай ты его вечными упреками, папа́, — сказала Зигрид. — По крайней мере сейчас нам всем нужно держаться вместе.
Презрительный смешок Рихарда Робертса продемонстрировал, как отнесся он к этому заявлению, он-то хорошо знал, как воспринимали его дети Сандру Робертс.
Сенатор выказал весьма мало любезности, быстро введя их в курс дела:
— Вы должны это знать: ваша мать бесследно исчезла с лица земли на пляже Лонг-Айленд. Три месяца спустя ее тело обнаружили в устье реки Гудзон. Ваша мачеха точно так же, ночью, исчезла на пляже Северного моря, оставив после себя только след. До сих пор ее не нашли. Мне не хотелось бы три месяца пребывать в неведении относительно ее судьбы. У полиции нет никаких отправных данных. Поэтому прошу вас точно отвечать на вопросы, которые задаст старший комиссар Кеттерле. Хочу подчеркнуть, что в течение сорокапятиминутной беседы с ним старший комиссар завоевал мое полное доверие во всех отношениях.
Одним движением руки он отмахнулся от всего, что собирались сказать молодые люди.
— Задавайте вопросы, — обратился он к Кеттерле и откинулся в кресле, сцепив пальцы рук.
— Возможно, я не так уж много смогу узнать от вас, — комиссар обратился к доктору Брабендеру, — но скажите, все вы знали подробности случившегося на Лонг-Айленд?
— Да, — сказал Реймар. — Все. — Он был бледен и нервно выдернул из пачки сигарету. — За исключением папа́, — сказал он извиняюще и закурил. — Это ужасно, господин комиссар, и, должен признаться, зловеще. Какие силы могут быть заинтересованы в том, чтобы сломить папа́, убирая его жен?
— Ну, — сказал Кеттерле, — ваша теща к тому времени, как она утонула, уже не была женою господина сенатора. Это важный момент и, возможно, ключ к раскрытию тайны — если она вообще существует.
— А вы разве верите в случай?
Комиссар Кеттерле опустил голову. Потом взглянул, не отвечая, врачу прямо в глаза.
— Когда вы видели ее в последний раз?
И хотя комиссар подчеркнул слово «вы», от него не укрылось, как вздрогнул врач при этом естественном вопросе.
Доктор Брабендер взглянул на жену.
— Думаю, что в пятницу, две недели назад, на осеннем балу Альстер-клуба.
— И вы тоже, уважаемая госпожа?
— Да, — подтвердила Эрика, — мы вообще-то видимся редко.
— А вы? — спросил Кеттерле Ханса-Пауля и Зигрид.
— Они ненавидят Сандру! — крикнул сенатор из-за стола. — Да видели ли они ее когда-нибудь вообще?
— Папа́, — возразила Зигрид, — ты не прав.
Кеттерле слегка подался вперед.
— Это была взаимная неприязнь?
— Н-нет, не совсем, — пробормотал Робертс.
— А Ханс-Пауль даже находит ее симпатичной. Она ведь очень экстравагантна.
Комиссар взглянул в утомленное, бледное лицо Ханса-Пауля Брацелеса.
— Так, — сказал он. — Знал ли кто-нибудь из вас, куда отправилась фрау Робертс?
— Этого никто не знал.
— Знает ли кто-нибудь из вас пансион в дюнах под названием «Клифтон»?
— Минутку, — доктор Брабендер откашлялся. — Так это, произошло там?
— Да, — сказал Кеттерле. — Вы знаете этот пансион?
— Что-то слышал. Фризская крестьянская романтика с соломенными крышами и журчащим неподалеку ручейком, так?
— Примерно, — сказал Кеттерле, — но когда вы об этом слышали? Можете точно вспомнить?
Брабендер задумался. Размышляя, он механически крошил свою сигарету в пепельнице.
— Должно быть, она рассказывала об этом на клубном балу, но точно теперь сказать не могу.