– На стипендию нельзя выжить, – начала выгораживать брата Ксения, – все студенты вечно бегают в поисках заработка. Будущие журналисты, пиарщики, педагоги легко находят подработку. Они становятся репетиторами, пишут статьи, кого-то рекламируют. А медикам что делать? Студента в клинику возьмут только на должность санитара, да и то неохотно. И когда будущему доктору калымить? Парень из педвуза после лекций объехал пару учеников, и славно. Если же он нашел кого «подтянуть» в утренние часы, то спокойно прогуляет лекцию. Просто попросит старосту отметить его присутствие. Подумаешь, не услышит второкурсник разглагольствований профессора на тему германского эпоса, и что? Никто еще не умер от того, что не слышал про «Песнь о нибелунгах». У журналиста, компьютерщика, репетитора – у всех возможна частичная занятость и удаленная работа. А у санитара? Тому надо приехать рано утром, отпахать смену. Следовательно, в этот день он на занятия не пойдет. Не знаю, какие порядки в медвузах сейчас, но когда учился Зеленов, прогул приравнивался к измене родине. Не явиться в институт будущий врач имел право, только если он умер. Остальные причины, какими бы важными они ни были, в расчет не брались. Профессор Курбанов, руководитель курсовой Фила, любил повторять:
– Вы пили, гуляли всю ночь, заработали похмелье. Проспали лекцию о болезнях горла. Что скажете на приеме больному с ангиной? «Прости, дядя, не знаю, как тебя лечить, продрых лекцию?» Собираешься ничего не делать в вузе? Зачем в медицинский поперся? Ступай в журналисты. Им образование вообще не нужно.
Фила, покойного отца которого профессор хорошо знал и уважал, Курбанов пристроил в морг на особых условиях. Зеленов приходил вечером, ночью спал в подсобке. Иногда, если кого-то привозили, он принимал тело. Около полугода было так. Потом на него нажаловались, дескать, санитар уродует неопознанных мертвецов. Это сошло бы ему с рук. Да у одной девушки без документов отыскались родители. Они в ужас пришли, увидев, что у бедняги с лицом. Филиппа призвали к ответу, он признался:
– Хочу стать пластическим хирургом, заниматься ринопластикой и всем прочим. Настоящего пациента мне не доверят, на ком руку набивать?
И его взашей выгнали из института.
Ксения махнула рукой.
– Нет бы соврать что-нибудь: «С каталки упала. Шкаф ей на лицо свалился. Не виноват, простите». Его, конечно, под зад коленом пнули бы, но и все. А он правду сказал. И началось! Семья покойной такие телеги накатала! Повсюду отправили, и в институт тоже. Курбанов посоветовал Филу взять академический отпуск. Я на брата до невозможности разозлилась. Столько лет трудной учебы! Тренироваться, видишь ли, ему надо! На кошках мастерство оттачивай! Филипп осел дома. А потом он познакомился с Робертом.
Ксения посмотрела на бутылку с водой, которая торчала из подлокотника.
– Можно мне угоститься?
– Конечно, – радушно согласилась я, – пейте на здоровье.
– Кто такой Роберт? – спросил Макс.
Ушакова открутила пробку.
– Непризнанный гений, великий художник, режиссер, драматург.
– Един во многих лицах, – подвела я итог.
– Точно, – кивнула Ксения, – не знаю, где они встретились, но сразу нашли общий язык. Роберт тихий, слова лишнего не скажет. Фил ему под стать. Брат впервые обрел друга и просто влюбился в него. Не лучшим образом приятель на него влиял. По мнению Роберта, творческая личность не должна ежедневно работать. С десяти до шести пашут только лошади и те, у кого таланта нет. Гений же творит по вдохновению. У Роба идея вызрела: создать театр живых покойников.
– Кого? – оторопела я.
– Люди умерли, а потом ожили и играют на сцене, – объяснила Ушакова, – они все такие… э… слегка червями попорченные.
– Странноватая и жуткая идея, – заметил Вульф. – Роберт хотел взять труп и оживить его? Типа зомби? Интересно, как он собирался это проделать?
Ушакова сгорбилась.
– Рассказываю по порядку. Мне они сообщили, что Зеленов написал пьесу, Роберт был в восторге от нее. Они найдут помещение, установят оборудование, отыщут артистов и начнут репетировать. Играть будут мертвецы. Живых людей загримируют под трупы. Натурально так! Потом поинтересовались моим мнением. Я решила не комментировать затею с покойниками, ответила:
– В Москве много театров, большая часть из них еле выживает. На плаву держатся лишь те, которым государство помогает.
Роберт вполне разумно объяснил:
– Мы в столице поставим спектакль, устроим шикарную премьеру, затем поедем с ним по провинции. Москва перекормлена зрелищами. А небольшие города мечтают о свежем глотке театрального искусства, да никто им его не дает. В каком-нибудь Усть-Медвежатинске аншлаг нам обеспечен. Мы не гордые, готовы везде выступать.
Слова парня показались мне не глупыми, но я предупредила:
– Денег вам не дам, нет их.
– Не надо, – ответил Роберт, – у меня есть небольшой капитал.