Гиблый Выходной

Даниилу Данииловичу стало очень противно. Как ему надоела эта проклятая фабрика! Как ему обрыдло ежедневно смотреть один и тот же пейзаж из окна своего кабинета (отсюда офисное здание не видно). Кто бы знал до чего ему тошно! Он по-прежнему был одет по-зимнему, от чего ему становилось душно. Шепетельников распахнул окно, впустив в кабинет ледяной ветер зимней метели. Вот так стоя лицом к распахнутому настежь окну и сцепив руки за спиной, он невольно придался грустным воспоминаниям. Он знал, что стоит тут последний раз в жизни, что огнеопасный газ уже послан по системе вентиляции и до большого взрыва пройдет около десяти-двеннадцати часов, может больше. Пройдет этот день, пройдет ночь… Наверное, под утро рванет. Завтра в это же время вот под этим самым распахнутым сейчас окном будут стоять пожарные расчеты, возможно к этому самому окну будут тянуть лестницу. Сюда в этот залитый водой из кулера кабинет заведующего производством полезут спасатели, не зная, что хозяин этого кабинета объят пламенем в самом цеху. Мерзавцы! Все мерзавцы и твари! Как же Шепетельников их всех ненавидел, не только пожарных, но и вообще всех. Была бы его воля, он спалил бы весь город, всех знакомых, всех родных, всех с кем сводила его судьба. Избавился бы от многочисленных носителей информации о нем. Люди много о нем знают, многие видели его с непристойной стороны, кое-кто кое-что знает о нем такого, чего бы ему не хотелось, чтобы они знали. Вот в чем проблема, люди имеют свойство накапливать информацию, включая плохую, недостойную, а за долгую жизнь Шепетельников заставил многих людей запомнить о нем достаточно многое, чтобы ему приходилось все чаще тревожиться и беспокоиться. Его любимый художественный фильм – «Люди в черном», особенно моменты, когда спецагенты стирают память у свидетелей. Они легко и непринужденно достают какую-то маленькую палочку, одевают темные очки и сверкают палочкой перед лицом жертвы. Короткая вспышка и все! Жертва все забыла. Даниил Даниилович мечтал о такой палочке-сверкалке, он не бросал попыток найти что-нибудь подобное в интернете, но пока безуспешно. Он даже попробовал попрактиковать гипноз, которому пытался обучиться по карманному самоучителю, но только в очередной раз опростоволосился и сохранил у кое-кого лишние бесстыдные воспоминания. Этого человека пришлось уволить по какому-то пустяшному поводу, только бы больше не встречаться с ним взглядом, не здороваться и что самое главное – не позволить распространить о нем нехорошую информацию. С глаз долой – из сердца вон, как говориться.

Эх, как жаль, что он не Сталин, не может уничтожать всех неугодных. Как жаль, как жаль…

Перекошенный от досады Шепетельников резко отвернулся от распахнутого окна и вернул взор на привязанного к стулу работника. На каком же станке он работает? На шлифовальном? Нет. Даниил Даниилович не мог вспомнить, а спросить не решался. Это будет шаг слабости. Молодой работник сидел и пыхтел от натуги, лицо его было бледным, он замерзал. Юный глупый ублюдок! Сволочь!

Генеральный директор взял с рабочего стола лежащую на боку настольную лампу и вынул вилку из розетки, сам провод одним движением вырвал из лампы. Ненужная лампа полетела на пол, подняв брызги холодной воды. Ни слова ни говоря Шепетельников подошел к жертве со спины и накинул проволочную удавку ему на шею. Молодой человек вытаращил задергался и захрипел.

– У меня только один вопрос, – тихо и почти нежно проворковал Даниил Даниилович работнику на ухо, стоя у того за спиной и затягивая удавку. – Только один. Слышишь меня? Топни ногой, если слышишь?

Молодой человек энергично затопал ногами. Удавка все затягивалась и затягивалась.

– Я тебя в любом случае убью, – продолжал Шепетельников. – Но имей в виду, скорость убиения будет напрямую зависеть от тебя самого. Ответишь быстро и честно – я награжу тебя счастьем мгновенной смерти, будешь упрямиться – растянешь себе удовольствие. Я ясно выразился?

Человек задергался еще энергичней. Его до того бледное лицо налилось кровью, глаза готовы были вылезти из орбит, но Даниил Даниилович все затягивал и затягивал, прислушиваясь к мелкой вибрации агонизирующего тела, к бешеной пульсации жил. Он не давал жертве возможности не то чтобы что-то произнести, но и сделать даже вдох. Молодой человек под его руками запыхтел, утробно загудел, особо сильно задергался и в конце концов обмяк. Руки его безвольно упали повисли плетьми, шея расслабилась, голова упала на грудь, запахло мочой. Напротив них на стене висело зеркало и Даниил Даниилович смотрел в него на умирающего молодого человека, на его раздувшиеся щеки и вытаращенные глаза, на то как кожа на лице и шее меняет цвет, на судорожные гримасы агонизирующего.

Шепетельников снял удавку. Рабочий не шелохнулся.