Гиблый Выходной

Тут, кстати, я почувствовал очень едкий запах газа, шедшего с легким свистом прямо из вентиляционной системы. Газом воняло достаточно сильно у меня даже почти закружилась голова и мне пришлось вовремя уцепиться рукой, чтобы не потерять равновесие. Но странный газовый поток не должен был меня отвлекать, каким бы не было его объяснение. Отдышавшись и стараясь, вдыхать не из вытяжки, я стал говорить якобы от лица вызываемого Кротовой духа той погибшей молоденькой девчонки, мои слова проходили через вентиляционную трубу, через мягкие гофрошланги и выходили из самого станка, отчего создавалось впечатление что разговаривает сам станок. Кротова легко поверила в этот фокус и быстро включилась в игру. Будучи уверенна в том, что через волшебный кромкооблицовочный станок разговаривает с душой девочки из загробного мира, она поделилась со мной своими сокровенными потаенными желаниями, главными из которых было ни много ни мало, а занять должность заведующего производством. Я долго отговаривал ее от этого, как мог наводил на путь истинный, призывал задуматься об истинном предназначении женщины – любить и быть любимой, рожать детей, иметь мужа и семью. А не заниматься богопротивным колдовством и молить умершие души о самом настоящем грехе убийства. А у самого от выходящего газа аж глаза слезились и хотелось кашлять.

Я хотел, как лучше. Честное слово, я очень хотел отговорить Любаню, ведь задуманное ею – скверно и ужасно. Она поступает неправильно, жизнь ее уперлась в тупик, она в отчаянии, а я только хотел ей помочь и мне казалось, что я близок к успеху, что Люба к нему прислушивается. Нет, не вышло. Как говорит современная молодежь – облом.

К тому же Люба увидела то, чего не следовало-бы ей видеть. Она увидела меня – Авдотьева Николая Ильича. Живого и здорового. Это непредвиденное обстоятельство, которого я хотел бы избежать. И без того моя маленькая тайна известна некоторым людям, число которых неумолимо растет – наладчик станков Юрка Пятипальцев, электрик Шишкин, один из охранников (но не Эорнидян и не Тургенев, а третий), кладовщица, двое станочников, кочегар Аркадьич, одна уборщица, даже мастер лакокрасчного участка Инга, которую тут все называют Нифертити. Обо мне знал и Соломонов, собственно он и разрешил мне укрываться в цеху – прекрасный человек! Еще кое-кто догадывался о том, что в цеху кто-то ночует. Но, по-счастью, знавшие этот маленький секрет работники хранили его в себе и помалкивали, держа в неведении генерального директора Шепетельникова. Если Даниил Даниилович узнал бы о том, что в его цеху на правах жильца прячется ни кто иной как сам Авдотьев… Я даже боялся подумать, как отреагирует генеральный директор на такой сюрприз, ведь он пребывает в абсолютной уверенности, что отравил меня денатуратом и что бывший сварщик Коля Авдотьев всю зиму лежит под снегом где-то в лесу.

Люба Кротова обо мне не знала.

Вдруг мне показалось, что до того бездвижно лежащее тело Константина Соломонова дернуло рукой. Даже не рукой, а кончиками пальцев. Это мне могло только померещиться, ведь в момент иллюзорного движения я смотрел в другую сторону, но тем не менее, я не раздумывая бросился к своему бывшему завпроизводству, вновь перевернул его на спину и принялся выгребать из его рта оставшуюся рвотную массу. Три уцелевших натренированных пальца на моей искалеченной руке залезали Соломонову чуть ли не до самой гортани, прочищая ход для искусственного дыхания. Я действовал как мог быстро. Когда мне показалось, что пальцами я большего не добьюсь, я выдохнул из собственных легких весь воздух и прильнул к холодным запачканным губам Константина Олеговича. Всосал холодную рвоту, выплюнул. Повторил, выплюнул. Повторил в третий раз, выплюнул. Чужая рвота отдавала химией и была едкой и горькой, я постарался думать о чем-нибудь приятном, но на четвертом разе испугался что, то приятное, о чем я думал с этого момента прочно будет ассоциироваться с вонючими рвотами мертвеца. Я не переставал воскрешать Константина Олеговича, но тот, увы, никаких признаков жизни не подавал. Его кожа оставалась такой же белесо-серой, зрачки были закатаны. Мне ничего не оставалось как приняться за искусственное дыхание – глубокий выдох в чужие легкие и резкие толчки в грудную клетку. Сам я этого делать не умел, но много раз видел, что так делают по телевизору. С толчками из мертвого рта выходила только склизкая кашица и пузыри. Безуспешно делая искусственное дыхание, я то и дело прикладывал к испачканному рту свое ухо, искал пульс и продолжал, продолжал, продолжал. И вдруг я услышал какой-то шум наверху, там где прямо надо мной на антресольном этаже располагались несколько кабинетов, включая тот, хозяин которого лежал сейчас прямо передо мной. В непосредственной, так сказать, близости. Более, чем близко.