Гиблый Выходной

Бедолага не умер, он ворочался в стекле, стонал и, наконец, встал на ноги и разогнулся. Меч все еще был в его единственной руке. Вторая, та что была в полиэтиленовом пакетике привязана к его ремню, вывалилась наружу и лежала на полу. Наручные часы расстегнулись и слетели с запястья, и выпущенная на волю кровища лилась из открытой культи просто пульсирующими струями. Легионер был страшен, на его теле не осталось неповрежденного участка тела, одежду словно пропустили через шредер, а кожа сплошь была изрезана стеклом, куски стекла торчали из человека, всаженные в его плоть на разную глубину, кровь лилась из каждой раны и блестела на стеклянных кусочках рубиновыми огоньками. Несчастный ревел не своим голосом и махал оружием. Он махал им бесцельно, не нападая не на кого конкретно – ведь у раненого воина из одного глаза торчал острый кусок стекла, а другая половина лица была беспощадно изранена и залита кровью, полуотсеченный скальп с черными волосами обнажал купол черепа, одна щека была разрезана от шеи почти до виска и когда мужчина кричал у него были видны коренные зубы. Он вопил и размахивал мечом, представляя опасность, пожалуй, еще большую чем до того, ведь теперь его хаотичные движения были совершенно неуправляемы. Он ничего не видел и ориентировался на звуки и собственные визуальные фантомы. А Зинаида Сферина лежала на боку, и в какой-то момент человек услышал ее голос и тут же бросился на нее с мечом. Той едва удалось увернуться, но легионер не унимался. Его меч свистел в воздухе тот тут то там, он задел Леву Нилепина и тот чудом избежал отсечения головы.

Агонию прервал выстрел. Мужчина дернулся и споткнулся, но начал выпрямляться. Второй выстрел – мужчина выронил меч и согнулся пополам. От третьего выстрела он повалился на пол и забился в судорогах. Женя Брюквин встал со стеклянного крошева и сделал несколько шагов к своему соучастнику. Вытерев нос, он четвертым выстрелом положил конец земному существованию человека, откликающегося только на имя Максимилиан Громовержец.

Наступило молчание, нарушаемое только тяжелым дыханием Зинаиды Сфериной. У нее было множество резанных ран одежды и во многих местах была задета и коже. Она лежала на боку и старалась не двигаться, зажав наиболее глубокую рану под ребрами. Кровь текла у нее из уголка рта, она была очень похожа на умирающую. Лева быстро подполз к ней, но его грубо оттолкнул Женя Брюквин. Он сам присел на корточки перед женщиной и осмотрел ее рану, она попросила поднять ее на ноги.

– Ты сможешь стоять? – спросил Лева.

– Смогу, – выдохнула она и двое мужчин придали ей вертикальное положение.

– Тебе лучше сесть, – посоветовал Нилепин. – Или лечь. Не надо стоять, Зин.

– Надо, – ответила она.

– Зачем? – спросил Женя Брюквин, удивляя упрямству крупной женщины.

– Стоя у меня размах правильный, – ответила она и так ударила Брюквина кулаком в зубы снизу вверх, что тот оторвался от пола и отлетел назад, раскинув руки в стороны как, прыгающий со скалы самоубийца. Он грохнулся спиной о пол, тут же скорчился и схватился за лицо. Замычав что-то из языка североамериканских бизонов, он встал и огрел рукояткой пистолета женщину по затылку. Сферина грохнулась на пол, а Лева Нилепин, поняв, что его больше ничего тут не держит, пустился бежать так быстро, как только позволял ему вспоротый живот. Сзади грохнул выстрел. Еще один. Пуля попала в деревянные детали, мимо которых бежал Лева. Вылетели щепки. За его спиной злобно мычал преследователь, топая зимними ботинками и хрустя стеклом, но молодой рабочий знал цех лучше Брюквина. После нескольких минут преследований, Нилепин затаился в темном углу своего родного станка ЧПУ, на котором работал второй год.

Бегущий за ним Брюквин остановился у станка, потопал ботинками и побежал дальше.

Лева смог перевести дыхание и достать из кармана прихваченный из кабинета Соломонова степлер. Щелк, щелк. Он посадил на расходящиеся края вспоротого живота еще две скобы и вознес мысленные молитвы богам с просьбой о том, чтобы пропавший в цеховом бардаке Брюквин не услышал его стоны.

11:36 – 11:49

– Владимир Андреевич, что мне делать? – лепетал Никита в телефонную трубку, прикрывая ее ладонями. Он говорил быстрым шепотом, переходящим в паническое повизгивание. – Тут… Здесь какая-то резня, Владимир Андреевич, здесь…

– Ты где?

– Я в…

– Постой, Никитос, только не говори мне, что ты еще в цеху.

– Владимир Андреевич, я…

– Нет, не говори мне этого!

– Я в цеху, я…

– Проклятье! – выкрикнул на том конце провода начальник по развитию ООО «Орфей». – Какого дьявола ты там торчишь?

– Владимир Андреевич, послушайте, – Никита Вайнштайн едва держал себя в руках, но голосовые связки предательски вибрировали, – Послушайте… Я еще на «Люксэлите» и не могу выйти. Тут какая-то херня твориться, Владимир Андреевич!

– Никитос, без паники. Ты мужик или кто? Что там у тебя?

– Стрельба и трупаки, Владимир Андреевич! Слышите меня? Трупаки на каждом шагу! Какому-то чуваку башку прострелили, он лежит на полу посреди цеха! Прямо мозги выпустили, слышите…

– Сфоткай!

– Я сломал планшет.