Некому больше было ворошить угли в раскаленной топке и никто уже не домоет «Керхером» липкие от крови трубы и вентили. И некому будет выключить поющую певицу, чей голос мягким контральто возвещал слушателям о светлом и безоблачном будущем на берегу тихой речки с камышами и деревянным бревенчатом мостиком.
Зинаида Зиновьевна перевалилась сперва на живот, а потом, едва собрав последние силы, поднялась на ноги. Взглянув на лежащее у окровавленного стола дело рук своих (точнее не рук, а кое-чего помассивней), она сплюнула и вытерла лицо. Ее трясло, она скулила и вообще находилась в крайней степени психологического шока. Полагая, что обязана немедленно оставить это проклятое помещение, где хозяйничал самый настоящий демон в обличии анарексичного кочегара, Сферина в каком-то безотчетном порыве схватила за волосы отсеченную голову убиенного Августа и бросилась к выходу. Распахнув со всей силы дверь, она буквально выпрыгнула под неутихающую метель. Дверь за ее спиной так и осталась открытой, из нее валил теплый розовый пар. Сопоставляя это явление с адовым пеклом, Зинаида с воем бросилась к выходу с фабричной территории. Покинуть фабрику – вот что завладело ее сознанием и действиями. Покинуть во что бы то ни стало! Крепко держа за волосы обваленную в светло коричневом порошке усатую голову, она переступала по глубокому снегу, утопая в нем на всю длину сапог, снег летел ей в лицо, ветер атонально завывал с ней в унисон. Разорванная куртка трепыхалась лохмотьями и нисколько не защищала от холода и ветра. Сделав несколько шагов по глубокому снегу, Зинаида Зиновьевна передернулась в ознобе. Она упала лицом в снег, долго вставала, подбирала выроненную голову и вновь как можно скорее убегала подальше от цеха, прочь с фабрики. Вот уже и проходная близко, а вырвавшись на волю, она будет в безопасности. Там снаружи будут нормальные люди, они помогут, они спасут, они разберутся. Там ее спасение – на воле! Она вырвется! Вот уже совсем недалеко, всего несколько метров до проходной.
Она вновь упала. Взвыла от боли под грудью и в сломанной руке.
Подняв залитую слезами голову, она увидела сквозь плотные снежные завихрения человеческую фигуру. Человек, выходил из проходной и обрадованная Сферина в голос завыла, узнавая в пузатенькой фигуре молодого охранника Петю Эорнидяна. Вот кто ей поможет! Охранник! У него есть телефон! У него есть тревожная кнопка и рация! У него должно быть оружие, в конце концов! И если он нормальный охранник, он обязан уметь оказывать первую медицинскую помощь! Одним словом – охранник, это именно тот, кто сниспослан ей небесами!
Не имея сил даже приподняться со снега, она в каком-то порыве отчаяния подняла в руке отсеченную голову, чтобы Эорнидян понял, что положение дел крайне серьезное. По ее задумке, он должен был, по крайней мере, прибавит шагу.
– На помощь! – надрывно простонала она.
Вьюга плюнула ей в рот снегом.
12:08 – 12:20
Кажется, теперь я был готов вылезти из слесарки, только мне было холодно. В цеху и в слесарке стояла постоянная температура около двадцати градусов, но ведь я снял с себя всю одежду до торса. Злополучный гвоздь под лопаткой я так и не смог вынуть, он застрял там намертво и причинял мне жуткую острую боль и неудобство. Из-за него я не мог распрямиться, не мог поднять руку, не мог вдохнуть полной грудью и чувствовал, как становился все слабее и слабее, при том что крови почти не было. Нацепив кое-как на себя свою давно не стиранную одежонку я влез в толстую тяжелую телогрейку. Телогрейка села на мои плечи как бронежилет, в ней я сразу испытал чувство полной удовлетворенности. Хорошая телогрейка. Согревшись, я высунулся из слесарки и поплелся в цех, перебирая ногами как паук, помогая себе рукой. Да, мое тело было искалечено, я был кривоног и косорук, у меня был искривлен позвоночник, а на одной руке не хватало двух пальцев. Но я давно приспособился жить в этом теле и уже не старался выглядеть лучше, чем я есть на самом деле. Господь Бог переселил мою душу именно в такое тело, значит так было нужно, значит на то его воля. А мне только было любопытно чем это я провинился перед Боженькой в той прошлой жизни? Кем я был, что натворил? Не знаю и никогда не смогу узнать, но, чтобы переродиться в нормальное тело я обязан в этой жизни исправить совершенное в прошлом. Мне трудно, мне всегда было трудно, но я стараюсь как могу.