Гиблый Выходной

Незнакомец был страшен, у него дрожали руки и подбородок, тряслась кожа на лице. Глаза были безумны и таращились из-за очков как яичница-глазунья с тарелки. Он сжал пистолет до побеления пальцев, что-то неразборчево произнес дрожащим голосом, прижал дуло к собственной груди и нажал на спусковой крючок.

Выстрел разнес его сердце и пробил грудь на вылет. Незнакомца отбросило назад и больше он не двигался.

Прошла минута молчания.

Вторая.

Трое оставшихся медленно и боязливо приподнялись со своих мест и приблизились к трупу.

– Мать его… – тихо произнес Константин Олегович. – Кто это был вообще?

– Жаль, что я его первый раз видел, – досадовал Нилепин. – Иначе бы ответил вам за тысяча восемьсот рублей. Даже за пятикатку ответил бы.

– А за бесплатно, мать твою, ответил бы?

– Да что гадать? Я его все равно не знал. Придурок какой-то!

14:30 – 14:46

Я смотрел на несчастного человека, пустившего себе пулю в сердце. Я смотрел на него, на этого бедняжку, волею Бога попавшего в этот фабричный ад. Смотрел как он безвольно грохнулся на пол, как его рука выпустила сделавшего свое дело пистолет и тот с металлическим скрежетом заскользил по бетону. Как человек дернул кадыком и застыл с раскрытым ртом и остекленевшим взглядом. Его сердце разорвалось мгновенно, крови почти не было, лишь красная влажная дыра в одежде.

Я знал его. К сожалению великий Боженька в свое время свел меня с этим человеком и подверг меня испытанию искушением, которое я когда-то с треском провалил. Бог подослал мне Никиту Вайнштейна как ветхозаветного змия Адаму и Еве. Я, конечно, не верю в Библию, но сравнение, на мой взгляд, удачное. Я согрешил и провинился перед своим Боженькой, мне невероятно стыдно и я даже и не надеюсь отмолить свой грех. Я ничтожен. А теперь Бог испытал самого Никиту. Вот ведь как все сложилось. Господь испытывает нас, пробует нашу веру, и, увы, люди не проходят проверки. Люди заблуждаются в себе, мечутся, выбирают чуждые идеалы и неправильные приоритеты. Не могут понять истинность единого Бога, не хотят понимать, не желают, придумывают сказки, идут на поводу ошибочным суждениям. Мне хотелось скрикнуть Никите: «Видишь? Теперь ты видишь?»

Вистину миром правят деньги! Эти мерзкие бумажки, не приносящие ни секунды счастья ни тем, у кого их в избытке ни тем, у кого их нет. Первые ведут нескончаемую войну за них, днем и ночью мучаясь измышлениями, как бы приумножить и не потерять. Вторые завидуют первым, испытывают неприкращающую ненависть и злобу к богатым и ежесекундно думают о том, где бы заполучить деньги, у кого бы их заполучить – у толстосума, или у такого же бедного как он сам, чтобы хотя бы на их фоне почувствовать себя немного богаче.

Я тяжело вздохнул и ответнулся от Никиты. Ему уже не помочь, он сделал свой выбор сам, а мне остается лишь надеятся, что Боженька смилуется над самоубийцей и освободит Никиту от звериного обличья в следующем воплощении. Я простил Никиту, простил давно, ведь в том, что когда-то я пошел у него на поводу – виноват не он, а я. Он был лишь божественным орудием испытания. Я не держал на него зла, в противном случае, я бы не стал умалчивать о его появлении в цехе и несомненно донес бы Константину Олеговичу об истинной личности притворяющегося глухоненмым дурачком. Я не стал этого делать, я пощадил Никиту, зная, что, узнав о том, что в цехе резидент конкурирующей комапнии, Соломонов не станет щадить молодого человека. Константин Олегович мог бы и убить Никиту. Сегодня в цеху твориться настоящее чистилище и каждый готов уничтожить каждого. Это ужасно, и я не хочу в этом учавствовать. Я не хочу, но поневоле влип в эту кровавую грязь. Бог опять испытывает меня на прочность духа.

Опять.

За моей спиной Левушка Нилепин говорил что-то о том, что нужно убежать из цеха, скрыться пока не поздно, но Константин Олегович упрямился. Не смотря на множество смертей в стенах его фабрики, он по-прежнему хотел найти деньги. Дурак! Деньги – зло! Какие еще надо доказательства? Сколько еще человеческих бусинок должно быть нанизано на ожерелье смерти? Каково должно быть количество человеческих жертвоприношений на денежный альтарь Золотого Тельца? Я не смотрел ни на Левушку, ни на Константина Олеговича, не хотел. Они о чем-то говорили, даже спорили, но я не прислушивался. Приоритетным моим желанием было как можно дальше исчезнуть от сюда, отстраниться, стереть мою причастность ко всему происходящему. Как это паршиво! Меня физически коробило только от слова «деньги», произносимое Константином Олеговичем с таким твердым нажимом в голосе, что могло показаться, что он намеревается покинуть фабрику только если в его руке будет зажата ручка проклятого кейся с проклятыми деньгами, пропади они пропадом!