— Я это знаю, — сказала Мэри. — Поверь, это последнее, к чему я могла бы стремиться.
— Тогда что?
Мэри придвинулась к Бандре и крепко поцеловала её в губы.
— Поехали со мной, — сказала она, завершив поцелуй.
—
— Поехали со мной, на ту сторону. В мой мир. В Садбери.
— Как это решит мою проблему?
— Когда Двое станут Одним, ты сможешь остаться в моём мире. Ты никогда больше не увидишь Гарба.
— Но мои дочери…
— Вот именно —
— Но я умру, если не смогу видеть моих девочек.
— Ты будешь приезжать, когда Двое Порознь. Тогда, когда нет шансов встретиться в Гарбом. Приезжай в гости к дочерям — и их детям — так часто, как захочешь.
Бандра явно пыталась всё это переварить.
— Ты хочешь сказать, что мы обе — и ты, и я — будем прыгать туда-сюда между мирами, только в разные дни?
— Именно. Я буду приезжать сюда только в те дни, когда Двое становятся Одним, а ты в любые другие. В Канаде обычно пять дней работают, два отдыхают — мы называем эти два дня «уикэнд». Ты сможешь возвращаться сюда на каждый уикэнд, который не выпадает на дни, когда Двое становятся Одним.
— Гарб будет в ярости.
— Его проблемы.
— Мне придётся бывать на Окраине, чтобы пользоваться порталом.
— Просто не делай этого одна. Делай это так, чтобы он не мог к тебе приблизиться.
— Это… это может сработать, — сказала Бандра с сомнением в голосе.
— Обязательно сработает, — твёрдо сказала Мэри. — Если он станет возражать или попытается увидеться с тобой в неурочные дни месяца, правда о нём выплывет наружу. Ему может быть плевать на то, что будет с тобой или с его дочерьми, но он наверняка не хочет, чтобы кастрировали его самого.
— И ты сделаешь это для меня? — спросила Бандра. — Ты позволишь мне жить с тобой в твоём мире?
Мэри кивнула и крепко её обняла.
— Что я буду там делать? — спросила Бандра.
— Преподавать в Лаврентийском вместе со мной. Ни один университет в моём мире не откажется иметь неандертальского геолога в своём штате.
— Правда?
— Истинная правда.
— То есть в твоём мире мы будем и жить, и работать вместе?
— Да.
— Но… но ты говорила, что в вашем мире такое не принято. Две женщины вместе…
— Так не принято у
— Но… будешь ли ты счастлива?
Мэри улыбнулась.
— Не бывает идеальных решений. Но это очень близко к идеалу.
Бандра заплакала, но то были слёзы радости.
— Спасибо тебе, Мэре.
— Нет, — ответила она. Это тебе спасибо. Тебе, и Понтеру.
— Я понимаю Понтеру, но мне? За что?
Мэри снова её обняла.
— Вы с ним показали мне новые способы быть человеком. И за это я буду вам благодарна всю жизнь.
— Козёл!
Джок знал, что водитель соседней машины не может его слышать — день выдался холодный, и все окна были закрыты. Но он терпеть не мог, когда всякие ублюдки его подрезают.
Движение сегодня было просто бешеное. Конечно, рассудил Джок, скорее всего оно всегда такое в Рочестере в это время дня, но буквально всё теперь казалось нестерпимо раздражающим после чистой, идиллической красоты, которую он видел на той стороне.
«На той стороне». Чёрт возьми, его мать говорила так про рай. «Всё снова станет хорошо на той стороне».
Джок не верил в рай — да и в ад, если уж на то пошло, но не мог отрицать реальность мира неандертальцев. Разумеется, они там у себя всё не загадили исключительно в силу случайного стечения обстоятельств. Будь у настоящих людей такие носы, они бы тоже не захотели жить среди собственных отходов.
Джок остановился на светофоре. Ветер нёс по мостовой страницу из «USA Today». Подростки курили на автобусной остановке. В квартале впереди был «Макдональдс». В отдалении глухо выли сирены, бибикали машины. Грузовик рядом с ним кашлянул чёрным дымом из вертикальной выхлопной трубы. Джок посмотрел направо и налево и, наконец, заметил одинокое дерево, растущее в кадке в половине квартала впереди.
Выпуск новостей по радио начался с сообщения о мужчине, который застрелил четверых сослуживцев на заводе электроники в Иллинойсе. Потом диктор уделил две секунды взрыву бомбы в Каире, ещё двенадцать — по-видимому, неизбежной войне между Индией и Пакистаном, и завершил свою минуту разливом нефти в заливе Пьюджет-Саунд, крушением поезда под Далласом и ограблением банка здесь, в Рочестере.