Словно Джулс вынула все из меня – кирпичи и плиты из моего сердца – и положила это на музыку. Все эти недели она наблюдала и описывала мою жизнь в тексте песни.
Ориону приходится поддерживать меня, когда начинается бридж. Гитаристы улыбаются, встают со стульев. Леа, барабанщица, подмигивает, затем аккорды, бит, ритмический рисунок меняются: «Голдлайн» играет сальсу. Джулс поет то на английском, то на испанском в самом уникальном бридже, который я когда-либо слышала. Это звучание более чем уместно – великолепное сочетание, как кубинская выпечка, начиненная английскими фруктами.
– Что? – Я смотрю на Ориона и вижу его лицо, растянувшееся в улыбке. – Ты знал об этом?
Музыка играет дальше, возвращается в минорную тональность.
– Только то, что Джулс собиралась петь. Она просто великолепна! Латинские мотивы в середине звучат идеально. Неожиданно, но уместно. – Он целует меня в висок. – Как и ты.
Когда песня заканчивается, группа играет еще несколько акустических композиций, но Джулс оказывается в моих крепких объятиях.
– Ты невероятна, – говорю я ей. – Спасибо. Я этого никогда не забуду.
Она отстраняется.
– После того вечера на кухне, когда мы готовили и танцевали, у меня не было другого выбора. У меня были наметки текста, но я не могла сложить их воедино. Затем меня осенило. Может, дело было в коле и лайме. – Она смеется, но ее глаза застелены пеленой слез. – Можно мне приехать к тебе в гости в Майами? Я так сильно буду скучать по тебе, черт возьми.
Я киваю в ее голое плечо, когда мы снова обнимаемся.
– Приезжай поскорее, пожалуйста. Так быстро, как сможешь.
Затем, что вовсе не удивительно, все на вечеринке разбредаются. Наши спутники отходят. Вино, шампанское и сидр льются рекой, как и сахар в брикетах сливочного мороженого, которое Кейт приготовила вместо торта.
Другая неудивительная вещь состоит в том, что девчонки, сбросив туфли, устроились на ковре в углу, лежа на животе и скрестив ноги. Флора, милашка в коротком платье из кружев сливового цвета, лижет ложку своего мороженого и смеется, пока Джулс развлекает нас пародийными песнями и пошлыми шутками.
– Как думаешь, каково это? Оказаться в телеке? – спрашивает Карли из «Голдлайн».
– Жутко, – отвечаю я сквозь смех. – Но, надеюсь, мне будет не так страшно после того, как мы с сестрой проведем целую неделю в салонах. Брови, ногти и мелирование. – Моя вторая жизнь тычет меня в бок – я мчусь с Пилар в своем «Мини Купере», едва уклоняясь от штрафов за превышение скорости.
– О да, – соглашается Джулс. – Нужна целая деревня, чтобы выглядеть так, как мы. – Она поправляет волосы.
Мой взгляд прикован к Ориону; он раскинулся на другом конце зала со своими друзьями. Рядом с ними выстроились бутылки и рюмки. Его лицо растягивается в несвязной кособокой улыбке. Я усмехаюсь про себя – он мог быть на любой вечеринке после выпускного, о которых я слышала. Из-за алкоголя его конечности двигаются вяло, словно подвязаны на веревочки, как у марионетки.
Я возвращаюсь обратно к девчонкам: Леа, Джулс и Карли отошли в сторону, хихикая между глотками сидра и историй. Но Флора прислоняется спиной к обшитой панелями стене и смотрит на меня. Я придвигаюсь ближе.
– Я все равно продолжу. Буду печь, как ты меня научила, – говорит Флора.
Я тереблю свой браслет. Единственные цветы, которые я хочу забрать домой.
– Твоя семья будет рада. – Я встречаюсь с ней взглядом. Она отлично поработала с серыми тенями для глаз. – Несмотря на то что я должна уехать, ты все равно можешь мне звонить по FaceTime или писать в любое время. – Я пожимаю плечами. – Если появятся вопросы по готовке или просто захочется поговорить. Так я поддерживала связь с сестрой.
– Да, было бы здорово. – Она поворачивается на пару мгновений, чтобы посмотреть на брата. – Я позабочусь о том, чтобы он правильно питался. Когда ты уедешь в Майами. Конечно, ты сможешь кричать на него за сырные тосты, но я смогу сделать большее.
О, мое сердце.
– Вы можете заботиться друг о друге. И о вашем отце тоже.
Улыбка появляется на ее лице и тут же исчезает.
– Но я все равно буду скучать по тому, как мы вместе пекли хлеб и макали его в тот отличный кофе, что ты варила.
Мне приходится закрыть глаза, в горле появляется жжение. Hazlo – очевидно, что мне нужно сделать. Так будет правильно. Я расстегиваю свою золотую цепочку и снимаю с нее драгоценный кулон в виде голубя. Я привязываю птичку к одной из ленточек браслета и роняю изысканную цепочку в ладонь Флоры.
– Это тебе.
Она поднимает руку, позволяя цепочке упасть.
– Я не могу. Твоя бабушка подарила ее тебе.
– Для меня важнее всего кулон. Я смогу купить себе другую дома.
Флора улыбается.
– Спасибо, Лайла.
Она позволяет мне застегнуть цепочку на своей шее.
– Добавь свой особенный кулон, когда найдешь его. Но носи ее и помни, что кто-то всегда думает о тебе.
Ты не забыта. О тебе помнят.