Гид по чаю и завтрашнему дню

Быстро, как молния, я хватаю остатки того, что приготовила для Джулс с Реми, и коробку печенья с фруктовой начинкой, которые испекла, пока свинина томилась целый день. Стеллажи все еще полные, хватит на два дня даже после того, как Орион сточил целую горсть перед уходом.

Я выхожу через боковую дверь; дюжина вариантов трагического развития событий проносится у меня перед глазами. Но я все равно иду. Спина прямо, в руках печеная амуниция, я подхожу к компании и игнорирую пять озадаченных лиц. Разговор прерывается. Я показываю Джулс бумажный пакет.

– Приготовила их, затем услышала, что ты здесь. Кубинские сэндвичи, как и обещала. – Я бросаю взгляд на часы. – Реми уже освободился? Я имею в виду, что в твоем холодильнике они будут целее, чем в моем.

– Э-э, да. Спасибо. Он… гм-м… освободился. – Джулс тянется к сэндвичам, как в замедленной съемке. Ее лицо, словно новая песня. Робкая мелодия замешательства поверх гармонии, повторяющей: «Я знаю, что ты делаешь».

Бросив короткий взгляд на Флору, я вижу ее мышиный взгляд и позу, скромнее, чем предвидела. Я открываю коробку бабушкиного любимого печенья – такое мягкое; аромат клубится, перебивая запах послеполуденного дождя и цветущих деревьев. Парни инстинктивно подходят ближе. Ха! Песнь кубинской сирены снова наносит удар.

– Я новый пекарь в «Сове и вороне», поэкспериментировала с начинками. Есть фиговые, клубничные и лимонные. – Я прибавляю температуру. – Я здесь новенькая и не могу предсказать, какие больше понравятся гостям, понимаете? Может, вы как местные поможете мне?

Уилл/Уильям/Не важно, посетитель концертов во «Вратах в рай» и причина, по которой Флора, скорее всего, приходила домой позже указанного времени, пожимает плечами с видом «Какого черта? Печеньки!». Он берет из коробки печенье с лимоном. Флора тут же выбирает клубничное.

Моя улыбка приправлена таким количеством сахара, какое я не добавляю ни в один рецепт. Я сую коробку Роту и другому парню во фланелевой рубашке, который достаточно похож на Уилла, чтобы я посчитала их братьями. Оба угощаются, затем Джулс берет фиговое и клубничное.

Теперь нет никакого напряжения, никаких обвинений. Все только жуют и издают довольные звуки, разносящиеся по улице.

– Что это мы тут едим? – Гордон шаркает к нам в трениках и джинсовке. Он зевает. Проводит рукой по волосам, превращая их в рыжую тучу. – Слышал, тут кто-то ссорится.

– Никто не ссорится. Только дегустируем и голосуем. – Я протягиваю Гордону коробку. Он берет по одному печенью с каждой начинкой.

Он откусывает, затем уничтожает остальные менее чем за тридцать секунд.

– Божественные. Ты когда-нибудь отдыхаешь? Сколько уже, половина одиннадцатого?

– Около того, – говорю я, затем бросаю на Флору безобидный, но пронизывающий взгляд. Орион будет вне себя. Она гуляет позже разрешенного времени и таскается с этой шайкой – я отражаю все это на своем лице и упираю руку в бок.

Флора отвечает судорожным вздохом.

– Я, пожалуй, съем еще одно клубничное и пойду домой.

Я ни в коем случае не позволю Уиллу и Флоре остаться наедине. Поворачиваюсь к Гордону.

– Эй, ты не мог бы проводить…

– Я провожу тебя до дома, – говорит он Флоре, стоя у нее за спиной. – Меньше шансов, что на тебя обрушится гнев отца, если он выглянет в окно и увидит, что ты была со мной. – Он поворачивается в мою сторону, стягивает резинку с запястья и собирает кудрявые волосы. – И я голосую за лимонные. – Глупый учтивый поклон и согнутая в локте рука заставляют Флору невольно улыбнуться. – Миледи?

Bien hecho[66], Гордон. Но увидев его глуповатую улыбку, мне начинает казаться, что это больше, чем случайный жест вежливости. Оставшиеся трое парней действительно голосуют за начинку печенья. Клубника и лимон в явных лидерах. Я встаю рядом с Джулс единым фронтом. Я не собираюсь уходить. Если Рот и его приятели хотят и дальше ее донимать, им придется перешагнуть через пакет с сэндвичами и мой труп.

Тишина.

Рот чешет висок – тот, который не закрыт челкой, похожей на воронье крыло. Он окидывает взглядом друзей.

– Ладно. Да. Нам тоже уже пора. Джулс, еще увидимся.

– Не трудись, – отвечает она.

Когда группа уходит, Джулс указывает на коробку с печеньем.

– Печенье, черт возьми. Поверить не могу, что ты вышла, накормила этих ублюдков печеньем и превратила их в котят.

– Решила сделать по-своему.

– А я как раз собиралась сделать по-своему перед тем, как ты появилась.

Минутку. Она что, злится на меня? Я зашла слишком далеко? Пришла в чужой монастырь со своими ложками и лопатками?

Джулс прислоняется к стене, плотнее закутываясь в толстую шерсть. Ее длинный кардиган крупной вязки напоминает мне другой серый свитер.

– Твои трюки хороши, – говорит она. – Но я привыкла сама выкарабкиваться из дерьма.