Может, суеверие Ориона было точным. Может, он оказался прав. Но, когда небо окунается в сумерки, я понимаю, что возлюбленный, который думает обо мне после того, как я пролила кофе, вовсе не тот, кем кажется.
Все это время
Глава 22
М
– В соседнем ящике есть еще полотенца, – говорю я своей невольной протеже, на которую переложила обязанность мыть посуду. С этим она справится без присмотра. Наверное.
– Мы сделали всего три блюда. Как из-за трех несчастных блюд может быть столько посуды? – ворчит Флора, опустив руки в раковину по локоть.
Я выкладываю на тарелку клубничные пирожные, готовая к шестичасовому сну и новой голове взамен той, что сейчас вот-вот лопнет.
Я пеку сладости, но вся соленая благодаря душераздирающему разговору по FaceTime, после которого еще долго металась туда-сюда по комнате в своих шлепанцах.
Задняя дверь со скрипом открывается. Я поворачиваюсь и вижу, как Орион с улыбкой смотрит на сестру.
– Только поглядите на нее. – Он подходит к раковине. – Как прошел твой первый день?
Мое сердце сжимается. Его подбадривающая улыбка, нотка любопытства и искорки в глазах – под маской обмана, которую я не могу стряхнуть.
– Нормально. – Она пожимает плечами, и, клянусь, я замечаю ту секунду, когда Флора Максвелл вспоминает, что нужно завоевать авторитет. Она криво улыбается брату. – Я приготовила простой сироп для торта. И мы замесили тесто – я все взвешивала и отмеряла. Еще мы приготовили фруктовую тарелку с ванильным соусом.
Я специально выбрала на сегодня простые блюда. Никаких трудоемких булочек с корицей или темпераментного французского или кубинского хлеба.
– Твой перекус перед пробежкой. – Я указываю на тарелку, которую мы приготовили для него.
В его глазах пляшут огоньки, когда он макает кусочек дыни в ванильный крем.
– Вкусно, – говорит он Флоре. – Я очень рад, что ты всему этому учишься. Папа тоже.
Унция улыбки Флоры могла быть неподдельной.
Я выдыхаю, доделав свою работу.
– Флора, ты свободна. Я домою посуду.
Она вытирает руки полотенцем. Расслабив завязки, передает мне свой фартук. Наши взгляды встречаются, в каждом своя правда. Она не хочет быть здесь. Я обладаю информацией, которая, как она решила, стоит ее пребывания на этой кухне. Третью правду я держу в себе, но надеюсь, что на моем лице достаточно усталости, чтобы ее скрыть.
– Ты отлично поработала, – говорю я. – Увидимся в среду?
Ее плечи напрягаются.
– В среду.
– А мы с тобой увидимся позже в магазине, – говорит Орион.
Оставшись вдвоем, он жует фрукты с кремом, а я тащусь к раковине.
– Как у нее на самом деле получается?
Я хочу поведать ему, что у нее ноль навыков. Но чувство вины разрежет его на части.
– Нужно время, чтобы всему научиться. У нее получится.
Мои руки пришли на замену Флоре под пеной и горячей водой. Щетка, губка. Намыливаешь, смываешь, и так по кругу. Все это не может вымыть из моей головы разговор по FaceTime и образ граффити на стене в Сент-Кросс.
– Лайла. Что случилось?
Я не могу ему пока рассказать, и мое добровольное молчание причиняет не меньше боли. В очередной раз я придерживаюсь правды:
– Я устала. Выдалась тяжелая ночь.
– Что ж, печь я не умею, но у меня хорошо получаются обнимашки.
Я киваю, и он заключает меня в свои объятия, несмотря на то что у меня мыльные руки. Я растворяюсь в Орионе Максвелле, как сахар растворяется в масле, яйцах и ванили.
– Ты лучше всех в обнимашках, – выдыхаю я в мягком вихре его усмешки и аромата: дождь, яблоки и его естественный мыльный запах.
Я зарываюсь в него, насколько возможно. Его спокойствие и сила укутывают все, что умирает во мне: секреты, которые я храню, в особенности тот, что таю от самой себя. Мой секрет превращается в вопрос: это правда должно закончиться? Это глупо. Смешно. Невозможно для девушки, которая принадлежит Майами.
– Я помогу тебе с посудой, а потом сбросим твою ужасную ночь на беговые дорожки Винчестера. Затем я отведу тебя в магазин и заварю чай, прежде чем ты отправишься на фермерский рынок. – Орион отстраняется и поправляет мои волосы под резинкой.
И не только их.
Точно ни один из зеленых. Я имею в виду свой любимый сорт чая. Пробежка окончена, Орион и я сидим за столиком для дегустации в «Максвеллс» с тремя миниатюрными азиатскими чашечками.
– Тоже нет? – спрашивает Орион за чашкой зеленого чая, который он называет «Серебряными иглами». У него изысканный вкус – резкий и травянистый.
– Они мне нравятся, особенно тот, что с жасмином. Но не знаю, назвать его своим любимым – большая ответственность. Но я уверена, что ты найдешь его.
Он улыбается отцу, пока тот пропускает клиентов через главный вход. Тедди принимает заказ, а мистер Максвелл подходит к нам.