«Витьку бы сейчас встретить, — думал Сергей. — Что бы он сказал обо всей этой истории? Все! Больше не погуляем с ним вечером. Он так играет на гитаре — заслушаешься. А поет! Ничего, мы еще свое возьмем. Выйду — и все будет нормально. Черт с ним, с хромым и с матерью. Пошли они оба… Мне самому жить надо. С тюрьмы начинать не очень здорово, но что делать? Переживем. А ноги бы этому инвалиду-потерпевшему не мешало переломать. Сволочь — вот он кто, а не потерпевший! Гад, сам же меня напоил, а потом всякие гадости начал говорить о матери и придираться к ней. Опять бы избил.
Мать, конечно, не ангел, пьяница и гуляка, я и сам знаю. Но когда такой подонок начинает ее обливать грязью… На суд явились вместе, и во хмелю оба. Сына родного посадила, и хоть бы что. Передачи носила. А сколько раз домой не пускала: «Погуляй, погуляй», — а где погулять, когда 12 часов ночи и на улице 20 градусов мороза? Метро закрывают, выгоняют. Хорошо Витька — друг и предки у него приличные: и накормят, и спать уложат!
— Подсудимый, встаньте.
«Что еще от меня нужно?» — подумал Сергей, вставая.
— Признаете себя виновным? — спросил председательствующий.
— В чем? — не понял Сергей.
— В учинении драки и избиении гражданина Помазкова. В причинении ему телесных повреждений.
— Драки не было никакой, — начал он объяснять.
— По голове бутылкой его били?
— Ну, ударил один раз.
— Значит, признаете? Да или нет?
— Признаю. Да.
— Расскажите, как у вас все это произошло.
Сергей подробно и не спеша рассказал, как мать и Помазков принесли бутылку водки, мать поставила закуску на стол, сказала, что у нее именины. Сергей не хотел с ними пить и не хотел, чтобы мать пила, так как пьяной она вела себя очень плохо: плакала, ругалась. Но мать налила ему сама. Сергей выпил всего одну маленькую рюмку. Мать тоже пила немного. Всю бутылку выпил Помазков и, захмелев, начал говорить всякую чушь, в том числе гадости о матери. Нецензурно Сергей не ругался, он только называл Помазкова подонком и сволочью. Это Помазков на него наговорил, что он ругался нецензурно.
— Почему вы скрывались от следствия? — спросил председательствующий.
— Я не скрывался, — ответил Сергей. — Я жил у Виктора Поликарпова, так как дома не мог находиться.
— А почему не являлись по повесткам?
— Я не получал повесток, мне их не передавали. Помазков их, наверное, получал и куда-то девал.
— Не видел я никаких повесток, — сказал Помазков с места.
— Вас пока не спрашивают, потерпевший, — сказал председательствующий. — Помолчите.
Председательствующий еще задавал вопросы, Сергей отвечал. Задавали вопросы прокурор и адвокат о его учебе, жизни, проведении свободного времени, книгах, которые он читает, поведении матери. Сергей отвечал, отвечал. Потом ему разрешили сесть, и мысли его снова потекли непрерывной цепочкой.
«И ремесленное не успел закончить. Теперь уж после освобождения, если, конечно, примут обратно. Ребята уже закончат к тому времени, станут токарями…»
— Потерпевший, расскажите суду, что у вас произошло с подсудимым 5 марта вечером на квартире матери подсудимого?
— Мы, значит, немного выпили, воскресенье было, сидели, разговаривали. Я подсудимому начал говорить, что он иногда плохо себя ведет, грубит матери, курит, ругается, не слушает мать. Он на меня начал ругаться нецензурно, стал выгонять меня, толкать руками. А я что, я на одной ноге. Я не мог с ним совладать, он вон какой…
«Врет все, врет!» — думал Сергей и глядел на мятый затылок По-мазкова.
— Он меня и того — бутылкой по голове, вот, шрам остался. — И Помазков повернул голову к судье, показывая пальцем на шрам. — Ну, у меня, понятно, полилась кровь, мать его вступилась, отняла бутылку, а то бы он меня убил.
— Врет он все, — громко и зло сказал Сергей.
— Вам слова не давали, подсудимый. Молчите, — сказал председательствующий. — А о матери подсудимого вы что-нибудь говорили?
— Говорил. Говорил, что ей тяжело, что она работает одна, что ей надо помогать.
«Вот мерзавец», — думал Сергей.
— А почему вы находились в квартире подсудимого? — спросил председательствующий.
— Я знаю его мать и бывал у нее. А сейчас там живу, — добавил он.
— Вы давно с нею знакомы?
— Около года.
— У вас есть семья?
— Да, есть, но я с нею не живу. Мы с Полиной… — Он кивнул в сторону матери Сергея. — Хотим жить вместе, а подсудимый не хотел этого, выгонял меня.
Потом говорила соседка, тетя Тоня, которая слышала шум, крик, ругань и видела окровавленного Помазкова. Рассказала, что кричал и ругался Помазков и плакала мать Сергея. Сергей не кричал и не ругался, он выталкивал Помазкова из комнаты и говорил, чтобы тот убирался от них. Рассказала также, что мать Сергея — гулена, а Сережка — безнадзорный с малых лет.