Гидра-2. Криминальные истории 60-х

— Когда я ходил за Семеновой, я сказал участковому, чтобы он на всякий случай был в коридоре. Он и находился в коридоре. Когда я выскочил, участковый пытался удержать его. Но Герасимов увидел меня, увидел, что бегу я, ударил в грудь участкового отверткой, тот упал сразу, а Герасимов побежал. Я за ним. На первом этаже в дверях он наскочил на нашего Башилова, я крикнул: «Держи!» Башилова вы знаете, но и он сразу не смог с ним ничего сделать. Вдвоем мы его задержали.

Иван Андреевич долго ходил по кабинету и о чем-то сосредоточенно думал.

— Что ты думаешь о Герасимове, что скажешь теперь?

— Думаю, что он убийца и насильник, — ответил ему Андрей.

— А доказательства?

— Какие доказательства еще, Иван Андреевич? Он ведь изнасиловал Семенову, она узнала его. И Степанову — это тоже он. Все это его рук дело.

— Может быть, может быть. Сходи, пусть Семенова и эти двое подпишут. Я там все написал. Я пойду к Герасимову, и ты тоже потом приходи.

— Есть.

Иван Андреевич спустился в дежурную комнату.

— Где он, в какой камере?

— Во второй.

— Один?

— Да. — Дежурный отвечал стоя.

— Садитесь.

Он сел.

Иван Андреевич сел на стул, затем встал и пошел в КПЗ. Подошел ко 2-й камере. Заглянул в глазок. Герасимов сидел на краю нар, согнувшись, опустив плечи. Руки лежали на коленях. Словно почувствовав, что на него смотрят, он поднял голову, посмотрел в глазок. Иван Андреевич откинул запор.

— Выходите.

Герасимов продолжал сидеть неподвижно и тупо смотрел на Ивана Андреевича. Затем тело его словно ожило, он двинул плечом, руками, шеей, встал и тяжело пошел к двери.

— Куда?

— Садитесь к столу в той комнате. — Он показал рукой на комнату, дверь в которую была открыта. Герасимов прошел, сел.

Иван Андреевич сел напротив него, через стол.

— Герасимов, вы подозреваетесь в изнасиловании и причинении тяжких телесных повреждений гражданке Семеновой, которая вас опознала. — Герасимов неотрывно, словно глаза его не могли двигаться, смотрел в лицо Ивана Андреевича. — Что вы скажете?

— Я ее не насиловал. Я ее не знаю. Она может наговорить, что хочешь. Опознала?! Судим я, вот и снова меня посадить решили. Мешаю. А я честно работаю. Вот этими руками. — Он протянул над столом огромные, тяжелые руки. — А на них наручники. За что посадили? — Он грохнул кулаками о стол. — За что? Где доказательства? На каком основании? Я все знаю, все ваши приемы. На рабочие руки наручники одели. — И он снова стукнул по столу.

— Стучать не надо, руки болеть будут.

— Смейся, смейся…

— Ну, вот что, Герасимов, хватит.

— Чо хватит, чо хватит?

— Хватит.

Вошел Андрей.

— Товарищ лейтенант, его, — показал он рукой на Герасимова, — в машину. Поедем на обыск.

— На обыск! Обыскивать простого рабочего человека, дом трясти, шмотки смотреть. Много ли нажил. Старуху мать с кровати стаскивать.

На крик вошел Башилов.

— Заткнись! — и надвинулся всей массой своего большого тела на Герасимова.

— Ну, бей, бей, на, бей, — кричал срывающимся голосом тот, — бей, бей! — ругался нецензурно, брызгал слюной.

Башилов взял его за шею, поддал коленом под зад, и тот вылетел в коридор. — Марш в машину, — и снова подтолкнул его.

— Чего толкаешься, милиция! Прекрати насилие над человеком. — Он вдруг сел на пол и заплакал. — За что человека посадили? За что? Что я сделал? Кого убил, ограбил? Рабочего человека посадили, простого, а начальства никого не посадили, рабочих можно сажать. Над рабочими все можно. Рабочему человеку нет защиты. Не найдешь правды.

— Слезы убийцы и преступника, схваченного за руку. В камеру его! Без него произведем обыск, — сказал Иван Андреевич.

— Обыск, опять обыск. Не можете без обыска. А каково моей мамочке, старой, больной старушке? Травма, душевная травма, оскорбление, личное оскорбление, глубокое оскорбление. Ладно, я поеду. Посмотрю в последний раз на свою мамочку, разлучают ее с сыночком.

— Довольно юродствовать, — сказал Иван Андреевич.

— Что такое? Что это значит? Почему такое оскорбление?

— Ладно, я поеду, гражданин начальник. Я буду тихо. Все. Поедем ко мне на обыск. — Он встал с пола, вытер рукавами слезы. — Ну, ведите меня, — и опустил голову.

— Ладно, поехали.

Они вышли из отделения во двор. Там стоял газик. Иван Андреевич сел в кабину, рядом с шофером, а Андрей Башилов и Герасимов — в крытый кузов. Герасимова посадили спиной к кабине, лицом к двери.

Машина тронулась. Подошла к воротам, ворота открылись, навстречу им с улицы въезжала «Волга» начальника отдела. Их ГАЗ-69 дал задний ход, освобождая проезд «Волге», и снова въехал во двор отделения милиции и остановился. Герасимов вдруг вскочил, вышиб локтем непрозрачное стекло заднего окна и закричал в окно, высовывая руки в наручниках:

— Граждане, помогите, убивают, рабочего человека убивают. Милиция бьет невинных, спасите! Помогите! — кричал он.

Начальник милиции, выйдя из «Волги», подошел к нему.

— Вы чего кричите?

Увидев перед собой полковничьи погоны, Герасимов опешил.

— Бьют, гражданин полковник!

— Кто бьет?

— Вот! — И он неопределенно мотнул головой назад.

Начальник открыл дверь.

— В чем дело?

Из машины вышел Иван Андреевич.