Гиль

Далее следовали осужденные к наказанию кнутом и ссылке в Сибирь на вечное поселение: Е. Калистратов, А. Великанов, П. Никонов, А. Пядин, Е. Политое и М. Чиворов. К наказанию плетьми осуждены были 55 крестьян, из них 42 подлежали ссылке в Сибирь на поселение и 13 — отдаче в рекруты. Отдаче в рекруты подлежали еще 87 наиболее здоровых и молодых крестьян, но без предварительного телесного наказания.

Особо были выделены Сенатом 14 крестьян. Половину из них наказали кнутом, а остальных — плетьми и сдали старостам для «водворения на прежние жилища». Было также приказано взыскать с приписных крестьян Заонежья свыше 8000 рублей для покрытия расходов по содержанию следственной комиссии и несколько сот рублей в пользу чиновников и служителей «за бесчестие».

Отзвуки Кижского восстания долго тревожили крепостников. Сохранившиеся источники позволяют сделать предположение, что отряд повстанцев, действовавший в лесах Заонежья осенью и зимой 1771 года, насчитывал 50–60 человек. В отряде находилось 16 активных участников восстания из Толвуйского погоста (Григорий и Анкудин Соболевы, Родион Марков, Нефед Кругляков), несколько крестьян из Типиницкой волости (Трифон Ригачин), из Великогубской трети (Дмитрий Арефьев) и др. Кроме того, к повстанцам примыкали беглые солдаты и рекруты. А в Заонежье из числа осужденных к сдаче в рекруты в бегах находилось 30 человек.

Для розыска и поимки повстанцев в июле 1771 года в Заонежье направился отряд солдат во главе с капралом Лукой Михайловым, а вслед за ним отряд прапорщика Лихачева. Населению было объявлено, что за сведения о местонахождении и за поимку повстанцев будет выдана награда по 5 рублей за человека.

Крестьяне Заонежья не только не имели желания оказывать помощь воинским командам, но предупреждали повстанцев об их продвижении. Долго повстанцы оставались неуловимы. Мы приходим туда, где только они были, но повстанцы «окажутся в других местах», — писал в своем рапорте один из начальников воинских команд. Повстанцы в лесах держали караул и знали о маршруте команд от сочувствующих им земляков. Как только опасность проходила, повстанцы «обращались на крестьянских своих пахотных работах. И если бы не было им укрывательства от крестьян, констатировал начальник заводов, то они были бы давно схвачены». Осенью 1772 года воинским командам все же удалось схватить несколько повстанцев, и в их числе Григория и Анкудина Соболевых.

Однако Григорию Соболеву в октябре того же года удалось бежать при обстоятельствах, которые свидетельствуют о симпатиях населения к повстанцам. В тот день Соболев вместе с тремя колодниками был направлен под конвоем за хлебом для обитателей тюрьмы и в пути сумел скрыться «между народом».

16. Чумной бунт в Москве в 1771 году

Формальным поводом к «чумному» бунту в Москве послужил ряд принятых властями мер, связанных с разразившейся эпидемией чумы в столице. Эти меры (принудительные карантины, повышение цен) ударили, прежде всего, по низшим городским сословиям, что и привело к восстанию. Чумной бунт в Москве стал прелюдией к широкомасштабной крестьянской войне под предводительством Емельяна Пугачева.

Источник: voynablog.ru/2014/08/13/chumnoj-bunt-1771-goda

Московские работные люди, особенно суконники, приняли активное участие в московском восстании 1771 г., известном под названием Чумного бунта. Главной его причиной являлось общее недовольство московского населения, особенно столичной бедноты, усилением гнета властей, эксплуатацией ремесленников, работных людей, многочисленных дворовых, крестьян-отходников и мелкого чиновного люда, количество которых значительно увеличилось во второй половине XVIII в.

Их настроения и недовольство постоянно ощущали московские власти, центральное правительство, которым неоднократно приходилось заниматься успокоением волнений во второй российской столице. Екатерина II писала о московском населении: «Сброд разношерстной толпы, которая всегда готова сопротивляться доброму порядку и с незапамятных времен возмущается по малейшему поводу страстно, даже любит рассказы об этих возмущениях и питает ими свой ум».

Екатерина довольно точно уловила настроения московского простонародья, связь его бунтарских настроений с традициями предыдущих волнений и восстаний москвичей. Императрица обратила также особое внимание на возможность выступлений новой социальной силы, появившейся в XVIII в., — работных людей. Она сожалела о «безрассудстве», с которым некогда в Москве устроили мануфактуры «огромной величины» с «чрезмерным количеством рабочих», поскольку-де они «увеличивают смуты, которым во всякое время подвергался этот город».

Как видим, глава Российской империи, «Тартюф в юбке», по выражению А. С. Пушкина, несмотря на все стремление скрыть истинное положение дел в стране, вынуждена была признать сильные антиправительственные традиции населения Москвы, его неугасимый бунтарский дух, свободолюбивые устремления.