Рука сама тянулась взять - и один камешек, и второй. Их так много на берегу, их приносят волны черного океана. И девочка в стороне, что улыбается так грустно - пусть она тоже играет! Давайте бросать камешки!..
Но рука застыла на полпути. Что-то не пускало. Тянуло. Злило - что-то посмело помешать! Ей, всемогущей колдунье?!
- Шу! - в шипении темного прибоя послышалось имя. - Шу?! - Голос такой странно-знакомый, и почему-то больно, и пусто, и слезы в горле.
Мальчик с камешками в ладони подернулся рябью, словно отражение в озере. Задрожал, расплылся - и вместо него Шу увидела себя. Но… нет! Она - не такая! Это костлявое, одетое лишь в магические вихри, с безумным светом в глазах, с седыми космами-тучами, с руками-молниями. Светлая, как же страшно!
Стр-р-рашно! - отозвался рыком ураган, бросил в глаза горсть песка, ослепил. Шу зажмурилась и тут же почувствовала, как ее снова несет, крутит, швыряет. Мысли вылетали из головы, казалось, сейчас вылетит само её имя - и смерч выбросит её на неведомый берег беспамятной сломанной куклой. Она хотела ухватиться за что-нибудь. Открыла глаза - но не увидели ничего, кроме красковорота. Взбесившиеся цвета слизывали шершавыми языками плоть и память…
Пока не осталось ни памяти, ни цветов. Только белый и черный. Белый песок, черное небо. Черный океан, белое солнце.
Пустая черно-белая бесконечность.
- Шшу… - шепнуло море.
Она оглянулась: кто здесь? Где я? Кто я?
- Шу… - набежала на песок волна, клочок пены взлетел, ожег болью руку.
Боль, что это?
- Шу, - пенился прибой, оставлял на песке следы, словно от лап большой кошки. Щекотал ноги теплой бирюзой, пускал в глаза зайчики. Чертил знаки, а те складывались в слова… Доверие. Любовь. Дружба. Долг.
Она шепнула вслед за волнами: “люблю…”. Покатала слово на языке - вкусное, шелковое. Повторила: “люблю!” - и океан отозвался: “Шшу! Очнись, вспомни! Не бойся - люби”.
Любить? Слово-солнце, слово-тепло, слово-счастье… лишь поверить, понять и принять. Так просто, боги, как же это просто! - Шу смеялась от переполняющего счастья, подставляясь ласковым объятиям потоков, сама отвечала им - нежностью, любовью. Жмурилась от удовольствия, и казалось, океан мурлычет и трется, толкается пушистым лбом в ладонь…
Луч пронзил волны и ослепил. Встряхнув головой, Шу открыла глаза и встретилась взглядом с ясной бирюзой.
- Дайм, - она погладила звереныша, тот выгнулся и заурчал.
Вокруг по-прежнему бурлил красковорот. Но теперь вся эта магия принадлежала ей. Её память, её род, её судьба. Её ответственность: мир все так же лежал в ладони… мальчика? Или в её ладони? Издали послышался бой часов. Один, два… Шу насчитала десять ударов. Десять? О боги, время! Там же Дайм - и Рональд!
Только сейчас она заметила, что совсем иначе чувствует мир. Тоньше, полнее, яснее. Прозрачные паутинки вероятностей трепетали, расходясь веером от её рук. А Дайма она ощущала как саму себя - и Дайму было плохо.
Рональд шер Бастерхази
В ладони Рональда росла химера. Оставалось лишь задать вектор…
- Светлого дня, Ваша Темность, - раздался от дверей приторный голос.
Рональд обернулся: Дукрист сошел с ума или у него в рукаве восемь тузов?
- Светлого, Ваша Светлость.
Поклонившись, Рональд, улыбнулся и отпустил химеру в сторону Закатной башни.
- Дивная погода, не находите? - ухмыльнулся Дукрист, поднимая папку со знаком Весов. - Самое время обсудить несколько вопросов.
Химера свернула с пути и разбилась о щит.
- Несомненно. Располагайтесь, Ваша Светлость. Угодно ли лорнейского?
- Благодарствую, - поклонился Дукрист, выпуская несколько снежных нитей-разведчиков. - Не откажусь от кофе. Из ядов предпочтительно рушбаарский лист и каракуту. Не пробовали? Дивный букет.
- О, как досадно, - покачал головой Рональд, подцепляя белые нити черными и сворачивая в дулю. - Из запрещенных ядов только желчь гарпии, но она отвратительно сочетается с кофе. Смею надеяться, Ваша Светлость удовлетворится кардамоном.
Рональд разглядывал истощенную ауру светлого и не мог понять, на что тот рассчитывает - его не хватит на час, не то что до окончания Шуалейдой ритуала.
- Так что желает узнать Конвент? - осведомился Рональд, жестом приказывая Эйты, бывшему ученику, подать кофе. - Извольте сюда, к столу.
- Если Ваша Темность не возражает, поговорим здесь. - Дукрист коротким взмахом кисти подвинул кресло в полосу солнечного света у окна.
- Как вам будет угодно, - усмехнулся Рональд.
От него не укрылась некоторая натужность в жестах светлого. Бережет силы? Или хочет казаться слабее? Или же делает вид, что ему требуется прикидываться слабым, в надежде, что Рональд распознает притворство и посчитает его более серьезным противником, чем он есть? Хисс знает, сколько петель лисьей хитрости накрутил этот интриган.
- Пожалуй, Ваша Темность правы. Кардамон и ваниль весьма неплохи, - кивнул Дукрист, отпив глоток.
- Ближе к делу, Ваша Светлость. - Рональд стукнул пальцем по вышивке на отвороте рукава: жук ожил, расправил крылья, полетел к гостю и растворился в сиянии папки. - Опять жалобы? Вы же знаете мое уважение к Закону.