- Вот, это для вашей внучки. - Шу позвала из детской и вручила Вонючке свою старую деревянную лошадку с гривой из белого шелка. - Пойдите сегодня после обеда к сыну и оставайтесь с ними до вечера. Идите же!
Махнув рукой к выходу, Шу тут же забыла о сишере Вондюмене. Её манил последний этаж башни: может быть, там она увидит маму?
Два пролета лестницы она преодолела двумя длинными прыжками. Отчего-то тут, в башне, до странного легко было летать и призывать ветер. И до странного уютно и безопасно. Только дождь почему-то холодный… и ветер поет, и плачет, и зовет…
Порыв ветра распахивает окно - прямо в грозовую ночь. Ледяные струи окатывают Шу, заставляют поджать босые ноги и глубже забиться в угол между маминой кроватью и стеной. Вокруг суетятся служанки, что-то шепчут, волнуются. Мечется пламя свечей, по стенам прыгают страшные тени. Мама стонет, ей больно. Тревожно…
Ожидание.
Кто-то идет… кто-то хороший, нужный. Родной. Ищет дорогу к ней среди теней.
- Иди сюда! - зовет Шу. - Я здесь, жду!
Ветер свистит, воет, сбивает его с пути. Толкает обратно, за грань. Рвет тонкую нить любви и нежности, только протянувшуюся между ним и сестрой…
- Не бойся, братик, не бойся, - шепчет она: никто, кроме брата, не слышит её голоса. - Скорее иди сюда, мы прогоним страшного, злого. Я помогу тебе!
И дождь поможет, и ветер. Поет, зовет ветер! Дождь смывает тени, гонит чудищ. Молнии сжигают боль и страх.
- Я люблю тебя, братик, ты нужен мне. Если ты не придешь - кто будет любить меня? Верь мне, верь ветру и грозе. Это мой ветер, моя гроза! Моя сила, не того, темного! Моя буря, слышишь, братик? Здесь нет никого страшного, никого злого. Только мама и я. Иди сюда, ничего не бойся. Я с тобой…
Крик новорожденного пробивается сквозь гром и свист ветра. Мама больше не стонет, но почему-то плачет. Служанки умолкли. Тени по-прежнему мечутся по стенам, но Шу больше не боится их: гроза за окном смыла страх. Это теперь её гроза, её ветер. Никто не навредит братику… никого не осталось…
Ласковые, теплые руки обнимают её и укачивают, прижимая к теплому и родному. Страх спрятался, рассыпалась пылью ненависть. Вокруг тихо, пусто. Только она, брат и…
- Мама? Ты здесь, мама?
- Здесь. Просыпайся, Шу, пора, - отозвалось дыханием ветра.
- Проснись! Да что с тобой, Шу?! - иной, но не менее знакомый и родной голос волновался и требовал. - Ты пьяна?
- Баль? Что?.. - Шу с трудом разлепила глаза. Вокруг клубились и искрили сине-бело-лиловые потоки тумана, искажали пространство до неузнаваемости, звали взлететь в облака, бурей пронестись над землей, пролиться дождем. Знакомая лиственная зелень эльфийки едва мерцала в буйстве дикой магии.
- Идем. - Подруга потянула Шу за руки, заставила подняться с пола. - Ну и переполох ты подняла. Слава Светлой, Зак нас разбудил.
- Скорее, Шу, - позвал Эрке. - Да проснись же!
Шу улыбнулась и попыталась сказать, что здесь нет никакой опасности, что не надо уходить - разве сами не видят, как тут чудесно? Но из горла снова вырвалось невнятное карканье.
- Ширхаб, - кратко и емко ответил Эрке на невысказанные мысли, подхватил её на руки и побежал вниз по ступенькам.
Сквозь туман Шу едва понимала, что не надо сопротивляться: друзья хотят как лучше, просто не понимают, что вся эта магия - её! А так хотелось снова слиться с ветром, полететь наперегонки с орлами, подняться высоко-высоко, чтобы стало видно всю империю…
- …не открывается! - сердито, отчаянно вскрикнула Баль.
- Шу, выпусти нас, скорее, милая! - прямо в ухо потребовал Эрке.
“Играть, играть! - радовалась маленькая девочка верхом на деревянной лошадке. - Вместе играть!”
- Пожалуйста, Шу, открой двери!
“Не хочу, мое! - топнула ножкой кроха. - Играть!”
“Потом поиграешь, малышка, - голос мамы согрел и успокоил её. - А сейчас проснись!”
Неохотно вынырнув из сладкого сна, Шу взглянула на бледную, растрепанную Баль, дергающую неподвижную створку.
“Откройся”, - велела Шу.
Дверь с недовольным скрипом приоткрылась.
- Позови Берри, Баль, - послышался сквозь плеск волн удаляющийся голос Эрке. А в следующий миг Шу провалилась сквозь облака прямо в море снов.
Рональд шер Бастерхази
Возмущение эфира - столь сильное, что помехи не позволяли локализовать источник - застало Рональда в магистрате. Ему, придворному магу, пришлось лично идти туда, чтобы расспросить младшего Ламбрука! А все потому, что Дукрист срочно устроил того третьим помощником бургомистра и оделил конвентской бляхой, лишь бы Рональд не смог покопаться в его воспоминаниях. Теперь любое магическое воздействие фиксировалось через бляху. И, конечно же, именно Ламбрука бургомистр оставил отвечать за себя в праздничный день.
- …вряд ли у родственников вдовы сохранилось что-то еще. Они считают, что все, что связано с Андерасом, несет проклятие…
Ламбрук удивленно замолк, но Рональд больше не обращал на него внимания: поиски ниточек к последнему Глазу Ургаша мгновенно потеряли важность, стоило магистру понять, что происходит у него под носом.
- Кхе корр! Вот почему… проклятье!