«Гильотина Украины»: нарком Всеволод Балицкий и его судьба

Комиссию по размещению сотрудников центрального аппарата ГПУ УССР в Киеве возглавлял Яков Вульфович Письменный, который, по словам члена этой же комиссии М. В. Френкеля, «работе комиссии совершенно не уделял внимания. Ездил по городу с проститутками и по 8-10 дней не принимал к себе на доклад»[750]. В работе комиссии были допущены злоупотребления и незаконные действия. Так, например, для того чтобы предоставить Н. Л. Рубинштейну достойную четырехкомнатную квартиру по улице Воровского дом 25, пришлось выселить 4 семьи. Одна из семей ни за что не желала покидать родное жилище и была выселена с помощью сотрудников оперативного отдела. Хозяйка квартиры при этом хотела выброситься с пятого этажа, но в последний момент была задержана М. В. Френкелем, который позднее свидетельствовал: «Я Рубинштейну доложил о том, что семья эта не хочет выезжать и что дело кончится тем, что я получу 10 лет. Рубинштейн в присутствии Евгеньева в его кабинете ответил мне: “Вы боитесь 10 лет, так вы их получите от меня”. Семья эта была выселена при прямом давлении на ее владельца как на члена партии со стороны районного партийного комитета»[751].

Постановлением ЦВК СССР от 10 июля 1934 г. на базе ОГПУ был организован Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) СССР и НКВД союзных республик. Наркомом внутренних дел СССР был назначен Г. Г. Ягода, первым заместителем наркома – Я. С. Агранов, вторым – Г. Е. Прокофьев.

Всеволоду Балицкому пришлось удовлетвориться лишь должностью наркома внутренних дел УССР, поскольку с ликвидацией ОГПУ была ликвидирована и его должность заместителя председателя ОГПУ СССР. Окончательно стало понятно, что борьбу с Ягодой за первенство в органах госбезопасности Балицкий проиграл. Могло ли быть по-другому? Вряд ли. При всех своих оперативных, организаторских и хозяйственных способностях Балицкий не имел такого опыта работы в центральном аппарате ОГПУ и таких связей среди партийной и советской элиты, какие были у Ягоды. Работа в Харькове сводилась к «топорной» борьбе с «украинским национализмом», а работа в Москве требовала прежде всего умения хорошо и быстро ориентироваться в сложной внутриполитической и персональной борьбе. Ягода неоднократно доказывал Сталину свою преданность, а Балицкий так и не смог до конца убедить генсека в собственных выдающихся качествах.

Что касается личных отношений между союзным и украинским наркомами внутренних дел, то, по словам Я. В. Письменного, «к Ягоде Балицкий относился все время враждебно, считая его ниже себя, и не способным руководить ОГПУ. По поводу Ягоды он сказал, что Сталину во главе ОГПУ нужен безмолвный, послушный человек, не имеющий собственной мысли»[752]. И хотя признание получили под давлением, игнорировать его не следует, ведь косвенно это подтверждал и сам Балицкий.

Процитируем стенограмму его выступления на февральско-мартовском (1937) Пленуме ЦК ВКП(б): «Балицкий. Теперь относительно вопроса о нашем центральном руководстве. Что я спорил с т. Ягодой, это очень многим известно. (Голос с места. Да, с давних времен.) В последнее время, принимая во внимание, что он был руководителем, эти споры носили вежливый и деликатный характер. Нужно принять во внимание, что субординация заставляла так делать. (Голос с места. Субординация мешала?) Относительно субординации я должен сказать, что поскольку речь идет о нашем аппарате, если ты член ЦК, ты должен прийти в ЦК и сказать. Но субординация в нашем аппарате обязательная. Это не нужно доказывать»[753].

В штате НКВД УССР, в отличие от наркоматов других республик и российских краевых и областных управлений НКВД, был лишь один заместитель наркома. По нашему мнению, это объясняется двумя факторами. Во-первых, Балицкий «зарезервировал» место для «опального» Карлсона, для которого с июля 1934 г. в Киеве держали отдельный кабинет. Во-вторых, авторитарный стиль руководства наркома отводил его заместителю Кацнельсону чисто номинальную роль, о чем он сам говорил: «Я непосредственно оперативной работой вообще не руководил, ею руководил только лично Балицкий. Все указания и директивы по всем делам давались только им лично» [754].