«Гильотина Украины»: нарком Всеволод Балицкий и его судьба

В марте 1936 г. Семенов обратился к ЦК КП(б)У с просьбой поддержать в ЦК ВКП(б) его заявление о снятии выговора, поскольку им были «учтены допущенные ошибки», что «в совершенных проступках не было элементов» его «личной заинтересованности», и что «своей работой за эти два года» он «старался искупать свою вину»[850]. «Искупление» заключалось в арестах «националистов» и «троцкистов» в Красной Армии. Балицкий поддержал Семенова, охарактеризовав его как «квалифицированного оперативного руководящего работника крупного масштаба, пользующегося большим авторитетом, обладающим силой воли с большим кругозором»[851]. Вскоре партийный выговор был снят и путь наверх открыт.

Летом 1936 г. после одного из совещаний Балицкий пригласил к себе Семенова и предложил ему стать заместителем начальника УПВО НКВД УССР. Тот сначала отказывался. Во-первых, его устраивала работа в Харькове; во-вторых, он не желал бросать учебу на вечернем отделении академии РККА. Нарком предложил подумать и заявил, что И. Э. Якир поможет решить все проблемы с учебой. Семенов принял условия игры и согласился на переезд в Киев.

Думаем, здесь как раз уместно рассказать не только об умении расставлять «своих» людей и опираться на них, но и о некоторых других качествах Балицкого. В предыдущем разделе мы уже упоминали чекиста С. Н. Миронова. Теперь вспомним о его жене, Агнессе, которая оставила интересные воспоминания, позволяющие не только составить впечатление о быте чекистов, но и увидеть Балицкого в неслужебной обстановке.

Проживали Мироновы в Днепропетровске в старинном двухэтажном особняке. На втором этаже – комнаты для гостей, кинозал, бильярдная комната, туалеты с ванными в каждом крыле. На первом этаже был просторный кабинет начальника УНКВД с выходом на веранду[852].

Когда Балицкий узнал, что Мироновы официально расписались лишь летом 1936 г., он стал требовать от начальника днепропетровского областного УНКВД сыграть свадьбу. Агнесса Миронова позже вспоминала: «Денег нам на свадьбу Балицкий дал, ну, конечно, государственных, а каких же еще? Знаете, тогда в конвертах давали? И место для свадьбы подобрали на берегу Днепра, на даче наркомата! Чего там только не было! Сотрудники все организовали с блеском – всем хотелось повеселиться.

Я носила тарелку с рюмкой водки, и все пели: “Кому чару пить?” Я к каждому подходила, он выпивал водку, целовал меня и клал на тарелку деньги. Я опять наливала рюмку и шла к следующему. И вот подхожу к Балицкому – а он красивый был, высокий, статный, блондин, настоящий Зигфрид – все пропели про чару и ждут: что же будет? Я знала, что Балицкому нравлюсь, но здесь сидела его жена – маленькая, жалкая, злая, глаз с него не спускала. И он лихо выпил водку, но меня под ее взглядом поцеловать не осмелился, зато на тарелку положил серебряный рубль. Тогда это была редкость» [853].

Вспоминает Миронова и о встрече с Балицким в санатории ЦК КП(б)У в Хосте: «Были в тот вечер Постышев, Чубарь, Балицкий, Петровский, Уборевич, а затем из Зензиновки, где отдыхал И. В. Сталин, приехал Микоян.

Тамадой был Балицкий, я уже говорила о нем – стройный, живой, веселый, затейник. Увидел, что мы расселись, притворно рассвирепел:

– Что это такое? Почему все дамы вместе, а мужчины отдельно? Встать! Встать всем!

И хватает даму за руку, мужчину за руку и сажает рядом, потом другую пару. Подскочил ко мне, а я закапризничала:

– Не хочу сидеть с кем попало! Хочу сначала увидеть, с кем вы меня посадите!

Он задумался, замялся на секунду, поднял брови и тихо мне:

– Вы сядете со мной!

И кинулся рассаживать других. Рассадил. Посадил меня, но еще сам не садится. А напротив – его жена, глаза сощурила, смотрит на меня презрительно… И вдруг общий хохот: Миронов принес стул и втиснулся между мной и Балицким. Тот заметил:

– Мне это не нравится!

Шепнул на ухо двум прислужникам, те взяли стул вместе с Мироновым, подняли и отнесли к назначенной ему даме. Все хохочут чуть ли не до слез.

Наконец Балицкий сел, стал за мной ухаживать, но недолго – тамада должен тосты говорить, трапезу вести. А я стараюсь не смотреть напротив, не натыкаться на колючки злых глаз его жены.

После ужина – танцы. С кем только я не танцевала! Начали мы с Балицким.

Мне жарко, я выскочила в вестибюль. заиграла на рояле. Тут в вестибюль входит Балицкий, Петровский. Балицкий шутливо:

– Опять она! Всюду она! – Будто бы наткнулся на меня случайно, неожиданно. Это он нарочно – он же ко мне и вышел.

Но Миронов тут как тут, шипит на ухо, как только аккорды затихли:

– Прекрати! Разошлась!.. – очень ему не понравился мой успех.

Через несколько дней Балицкий пригласил нас к себе. Он жил поодаль от санатория – в особняке из прежних чьих-то богатых дач. Приглашен был лишь узкий круг приближенных.

И, как всегда, там, где Балицкий, было очень весело. Пили шампанское, танцевали. Мы опять танцевали с Балицким. Балуясь, я раскрыла китайский зонтик и прикрыла им наши лица.

Потом Миронов сердился:

– Ты опять перепила шампанского? Зачем ты затеяла с этим зонтиком? Это было просто нетактично…