Гильотина в подарок

– Да, но очень туманно. Некогда было вдаваться в подробности. Сказал, что это связано с каким-то карточным долгом, что он давно расплатился, но его продолжают преследовать и даже хотят убить. Я нашла для него надежное убежище. Догадываетесь, какое? – Катрин заметно преобразилась, вспоминая о любовнике. – Старый дом моего отца в предместье Парижа. Вадик прожил там два года. Они здорово ладили с отцом. Когда я приехала его навестить в первый раз, то просто диву далась. Папа даже к родственникам не относился с такой любовью. Они жили душа в душу. Отец всегда мечтал о сыне. Вадик уже свободно изъяснялся по-французски. Он не сидел там сложа руки. Занимался коммерцией. У него сохранились кое-какие связи с Россией, и он поставлял сюда товар. Кончилось все одновременно. Будто кто-то взрывчатку подложил под мое счастье. В течение нескольких дней я потеряла сразу обоих. Я говорила, что целый год прожила вместе с ними. Летом мы поехали с Вадиком на юг. Он неожиданно оставил меня на несколько дней, сославшись на срочные дела. Должен был проследить за погрузкой своего товара в марсельском порту. Я не особо вникала в его дела. Надо так надо. И тогда же пришла телеграмма из Парижа. Я, разумеется, уехала к отцу, оставив у портье записку для Вадима. Он не приехал на похороны и даже не позвонил. Я не знала, что думать. Каждый день набирала телефон гостиницы в Антибе, и каждый раз мне отвечали: «Не появлялся». Все разъяснилось, когда я уже лежала в больнице. В моей палате оказалась марсельская газета…

Катрин неожиданно прервала свой рассказ. Развернулась в своей инвалидной коляске спиной к гостям и неслышно покатила в глубь зала, где возвышался авангардный сервант непонятной геометрической формы. Она вернулась к ним не с пустыми руками.

– Вот эта газета.

Женщина протянула ее следователю, но тот кивнул на Антона.

– Здесь говорится о каком-то Измоденове, русском коммерсанте, погибшем в автокатастрофе, – перевел Полежаев.

– Вадик жил во Франции по поддельным документам, – ничуть не смутившись, объяснила Катрин. – Там его знали как Измоденова.

– Как марсельская газета очутилась в вашей больничной палате?

– Этот вопрос я задала сестре милосердия. Она ответила, что газету прислали ко мне домой из Антиба, а почтальон принес прямо в больницу. Я решила, что администрация гостиницы, чтобы я им больше не докучала своими звонками, позаботилась обо мне.

– А кто занимался похоронами Измоденова? – не унимался Еремин.

– Я узнала о гибели Вадика слишком поздно. И была уже инвалидом. Так что пребывала в полном неведении о том, где его похоронили. Уже в Москве мне кто-то позвонил. Он представился другом Вадика. Этот друг сообщил название кладбища и подробно рассказал, как найти аллею, на которой похоронен господин Измоденов.

– Значит, все-таки похоронен как Измоденов?

– Ведь он умер не под своей фамилией, – не поняла Катрин подоплеки вопроса. – По иронии судьбы и папа, и Вадик умерли в один день.

– По иронии судьбы умер некий господин Измоденов, – подвел безжалостный итог следователь. – А господин Старцев выжил. И прекрасно себя чувствует, потому что никогда не попадал в автокатастрофу.

Из груди женщины вырвался приглушенный стон. Как дитя, которому сказали, что Дед Мороз– выдумка и никогда не придет, она в какой-то смутной надежде переводила взгляд с одного на другого, а потом закрыла лицо руками и зашептала, переходя на крик:

– Нет! Не может быть! Вы врете! Вы все врете! Зачем вы издеваетесь надо мной?

– Зачем ты так? – укоризненно бросил другу писатель.

Еремин ждал в машине, а Полежаев еще долго стоял на коленях перед инвалидным креслом.

– Вадечка, ангел мой! Милый мой мальчик! – как в бреду повторяла Катрин, орошая пуловер Антона слезами.

Он узнал еще много нежных французских слов.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

3 сентября, среда

Патя пропала. Впервые со времени их знакомства она не приехала и не позвонила. Он провел ночь в одиночестве. Он давно привык к таким ночам, но на сей раз квартира показалась ему склепом, и он не находил себе места, переходя из комнаты в комнату, из кухни в прихожую и снова – круг за кругом. Ни ее телефон на Патриарших, ни сотовый не отвечали. Звонить в загородный дом после устроенного там Константином рука не поднималась.

Время медленно липкой, тягучей патокой ползло по стенам. Была ли это тоска по Патрисии? Ведь ее он любил, лишь когда она подражала…

Впервые был почти готов снять трубку, набрать номер и сказать: «Ида, это я…» Так просто и так невозможно.

Уснул на рассвете.

Проснулся от звонка будильника. Вспомнил: Еремин ждет с утра в конторе.

Телефон на Патриарших и сотовый опять не отвечали!

«Надо будет к ней заехать. Вдруг ключи от квартиры окажутся в почтовом ящике? Этого я себе никогда не прощу!..»

* * *

Начальник с утра разругался с секретаршей. Обычное дело. Аллочка всхлипывала за стеной, а Костя изливал душу писателю:

– Всех разгоню к чертовой матери! И так еле перебиваемся. Предприятие мое убыточное. Поверишь ли? Слишком большой штат для одного сыщика! Понял? Всех надо кормить! А всех не накормишь!