Гималайские маки (СИ)

После двух минут, в течение которых не произошло ровным счетом ничего, Мака все-таки решилась на резонанс, и очень нестабильное сопряжение душ одной лишь ей видимым сиянием исказило комнату, вырвалось мощной волной за стены, а затем всколыхнулось робким всплеском радости Соула, постепенно выровнялось и погасило помехи из страха и опасений обоих.

Черт! А ведь на этот раз профессор Штейн оказался прав! У них наконец-то получилось!

— Ю-ху! Сработало! Круто! — Соул, снова вернув себе человеческую форму, обхватил Маку и так крепко обнял, что чуть не сломал пару ребер от переполнившей его триумфальной радости, потом отстранился и заглянул в глаза, легко встряхнув за плечи: — Мака! Это же значит, что мы можем работать вместе!

— Да, — кивнула она сдержанно в ответ.

Думала, что Соул не обратит внимания, но он заметил и, сразу же поумерив свой восторг, спросил уже озадаченно:

— Выглядишь так, будто не слишком рада. Ты что, передумала? Больше не хочешь быть моей повелительницей? — Он внимательно изучал ее лицо и с каждым мгновением становился все более серьезным, а последний вопрос задал так вообще с подозрительным прищуром глаз: — И кстати, почему ты только сейчас мне рассказала про теорию Штейна?

Она не хотела пускаться в долгие объяснения. Стоило лишь подумать об этом, как по задворкам сознания снова прокатилось эхом: «Убийцы»… И Мака опять вспомнила о Джоан — своем втором оружии. Джоан Кеплер всегда казалась повелительнице полной противоположностью Соула Итера. Она вряд ли стала бы расплачиваться своей жизнью за просчеты Маки. Соул считал ее плохим оружием главным образом из-за неготовности приносить себя в жертву ради другого. Возможно, с точки зрения постулатов Шибусена это и был недостаток, но не для Маки Албарн. Гораздо спокойней быть ответственной только за свою смерть.

Мака уставилась на бесцветное небо:

— После вчерашнего я поняла, что не хочу, чтобы мои ошибки стоили тебе жизни. Ты каждый раз лезешь вперед и инстинктивно пытаешься меня защитить.

Соул ответил не сразу и в итоге разразился непривычно серьезной речью:

— Считаешь, что Академия выдрессировала меня, как собаку, подставляться вместо повелителя? Ты никогда не думала, что это мое сознательное решение? Я хочу защищать тебя. Если это и рефлекс, то корни его ищи в прошлом всего человечества. Мля, Мака… Человек всегда будет пытаться защитить того, кто ему небезразличен. Друг ли это или член семьи… Или тот, к кому он испытывает симпатию. Разве тебе не было это очевидно с самого начала нашей совместной работы?

Мака удивленно повернула голову, не зная, как реагировать на подобное. А ведь Соул, и правда, изменился. Не только в ширине плеч, накачанности пресса и длине волос — он, осознала Мака, действительно повзрослел.

— Когда ты так говоришь, то кажешься очень взрослым… — отчего-то вновь смутившись, произнесла она.

Он невесело хмыкнул и снова откинулся на подушку, заложив руки за голову:

— Когда я так говорю, то кажусь себе чуваком, который пересмотрел корейских дорам.

Маке захотелось лечь рядом и молча его обнять. Просто так. Без причины. Без каких-либо умыслов или планов. Просто она, скорее всего, уже начинала скучать, осознавая, что сегодня вечером Соула рядом с ней уже не будет. Однако вместо этого поднялась с кровати, оставив простынь молодому человеку.

— Я в душ, а то Джоан скоро вернется… — пробормотала нехотя.

— Мака, — позвал Соул, когда она, запахнувшись в банный халат, уже направилась было к двери. — Хочешь ты этого или нет, но я всегда буду тебя защищать. Так что смирись.

***

Соул с интересом разглядывал свою комнату, которая после заселения в нее Маки разительно преобразилась и из типичной захламленной берлоги превратилась в нечто светлое и структурированное. И даже казалось — увеличилась в размерах. Бесценный все-таки у его бывшей (или уже не бывшей?) повелительницы талант: наводить порядок даже в таком запущенном бедламе, как тот многолетний учебный кавардак, который Соул столь тщательно культивировал все годы совместного проживания. Не уберег, и руки Маки добрались-таки до этого хаоса. Хотя от мысли, что после его отъезда она не отдала комнату на поругание Джоан, а переселилась в нее сама, на душе становилось гораздо теплее. Правда, куда уж теплее? Если бы не ночной рейс до Тибета, то Соул был бы сейчас абсолютно счастлив. Безгранично. Мака назвала его взрослым. Мда уж. Вот за эту самую взрослость ему и приходилось расплачиваться: возвращаться в Лхасу, где ждала работа, ответственность и все прочие «прелести» взрослой жизни.

Его уединение нарушила внезапно распахнувшаяся дверь. От неожиданности Соул чертыхнулся. Хорошо хоть, что штаны успел как раз надеть.

— Хех, Джо! Так вот почему я не могла до тебя дозвониться! Завтракать бу… — не договорила влетевшая на всех парах в комнату Джоан и осеклась на полуслове, после чего воскликнула, не сдержавшись: — Итер?!

Соул поспешно завязал шнурки на штанах и, зыркнув исподлобья, пригвоздил девушку колючим взглядом к месту около порога, где она остановилась как вкопанная:

— Стучаться не учили? — проворчал он.