Я прошел по коридору, но огня нигде не было, гигантское черное облако шло из моей спальни, я взял таз с водой и вылил на матрас, дым понемногу рассеивался, так что скоро я смог отворить окно, не рискуя, что сквозняк раздует пламя. В матрасе красовалась огромная дыра, ума не приложу, что стряслось, вся комната была покрыта пеплом и черными обуглившимися хлопьями, я пошел было за веником, но тут мой взгляд упал на ночной столик, там лежала книга, открытая на середине, словно ее только что листали: «Естественная история сверхъестественного», из-за дыма, а может, из-за сквозняка — поскольку окно было распахнуто настежь, я вдруг жутко расчихался, одновременно ощущая наплыв страха — ясно, кто-то проник в дом и устроил пожар; быстренько одевшись, я выбежал на улицу, даже не захватив вещей — нет, это не человек, тут что-то другое, — я,чувствовал присутствие Чего-то, так что на всех парах примчался к вокзалу Монпарнас и просидел всю ночь в кафе, в ожидании рассвета, мучаясь вопросом, совсем я свихнулся или как, а какой-то голос неотступно нашептывал мне о жутких происшествиях, это началось сразу, как я пришел, сначала я вспомнил историю из детства — мы жили тогда в провинции: чтобы отомстить уж не знаю за какое унижение, один из клоунов задушил и расчленил сына директора цирка, голос в башке с упоением расписывал эту сцену — неверное движение бритвы, и мальчуган пришел в сознание, вереща от боли, а потом клоун протащил труп через всю деревню под ворохом старой одежды, вопя: старье берем, старье берем, идет старьевщик, за ним, улюлюкая, бежала целая ватага мальчишек, пока вдруг кто-то не заметил, что с телеги на землю капает кровь, в тюрьме клоун покончил с собой, — помнишь, маленький Гастон? Я сидел за столиком, парализованный ужасом, и, видимо, помотал головой, как бы говоря: нет, не помню, — потому что проходящий мимо официант как-то странно на меня посмотрел; голос умолк на мгновение и снова принялся мучить меня: из-за страсти к золоту испанцы в Перу истребили целое племя, но вскоре сами очутились в плену у выживших. Индейцы привели их на гору, и знаешь, что случилось потом, Гастон? Знаешь, как кончили эти авантюристы, помешанные на золоте? Бармен крикнул на все заведение: клиенты должны понимать, что мы закрываемся, — клиенты будто и не слышали его, тут сидели одни алкаши, далеко не сливки общества. Индейцы связали им крест-накрест руки и влили расплавленное золото в рот, в уши, в ноздри, в анус, буквально мумифицировав их столь вожделенным металлом.
Я уже с ног падал, все тело ныло, нервы были на пределе, словно я лично присутствовал при казни и видел агонию солдат; заплатив по счету, я поднялся, занималось утро, ладно, к черту все ужасы, пора двигать на работу.
— У меня две хорошие новости, — сообщил Виктор, — мы теперь на одном участке, и мамаша не подала рапорт. Вчера они долго обсуждали этот вопрос, и она решила, тебя помиловать.
Я был рад видеть его, рад, что теперь не одинок, здорово, говорю, просто класс,
— Ну что, — спросил Тулузец, — адаптируемся?
Это никогда не кончатся, подумал я, это как бесконечное падение в зловонную пропасть. Они ездили в Лилль к адвокату, и поскольку тот не желал признавать факты, им понадобился я.
— Как это? Мы же договорились, что я не буду давать показаний.
Легавый пожал плечами, мол, ничего не поделаешь.
— Понимаешь, этот адвокат нас достал, нужна очная ставка.
С полицией не поспоришь; старшего смотрителя не было, и я оставил записку: «Вызван в комиссариат как свидетель вооруженного ограбления». В машине инспектор объяснил, что в любом случае они уже получили добро от прокурора, так что, хочешь — не хочешь, подчиниться придется. По дороге он рассказал мне о судьбе моих дружков: тот, что с ампутированной ногой, пока в больнице, а второй повесился в камере Флери.
—Чего удивляться, у них СПИД, им все по фигу.
Я думал, что ослышался.
— Что… он умер?
Да, удавился, умер, но ведь ребята попали за решетку; теперь понимаешь, какой это стресс, так что лучше завязывай.