Он нажал какую-то кнопку; то ли меня задела его презрительная улыбочка, то ли по какой другой причине, только меня словно подменили, я ощутил такой же прилив вдохновения, как на мероприятии со стажерками, на любой вопрос у меня был готов ответ, точный, взвешенный и на самом деле полностью соответствующий моим взглядам, я и впрямь был убежден, что человечество агонизирует: возьмите Францию прежних времен, тогда жили действительно бедно, никаких вам стиральных машин или пособий по безработице, наши предки боролись за жизнь, а сейчас что? — люди пялятся в телек и ждут дармовых денег, куда это годится?!
— Вы против пособий?
— Нет-нет, не пытайтесь меня подловить, многие живут в стесненных обстоятельствах, им обязательно надо помогать, но проблема остается, потому что мы расслабились. Все без исключения. Стали изнеженными и вялыми, как домашний скот, привыкший к теплому хлеву.
И все в таком духе. Дальше я высказал свое мнение по поводу новой системы субсидий, он поинтересовался, легко ли мне было создать компанию, я ответил: да, но самое сложное не начать, а оставаться на плаву, ха-ха!
— Отлично, — одобрил оператор, — то, что надо.
Бруно снова мне подмигнул, ты был на высоте, теперь деньги сами поплывут к тебе, вот увидишь. Камеру уже убрали. Не забудь поставить видак на запись, передача должна пойти ровно в восемь.
Они сели в машину. Эй, а кто меня отвезет домой? — спросил я; а кто отвезет пленку? — парировал оператор; черт, я опаздываю, сказал Бруно, поехали быстрее… в результате миссию курьера взял на себя я, причем телевизионщик опять словно делал мне одолжение и был недоволен: а вдруг он ее потеряет? Вопрос снова был адресован не мне, а Бруно, это бесило, они посадили меня в такси у моста Сен-Клу, всучив адрес его конторы на набережной.
— Такая сволочь, — говорил я Мари-Пьер по возвращении, — ты не представляешь, чего мне стоило сдержаться.
Но так или иначе, а интервью со мной и правда пустили в эфир сразу после выступления министра; среди прочих новостей диктор объявил: несмотря на хаос, царящий в сегодняшнем мире, тем не менее находятся еще молодые предприниматели, готовые бросить вызов судьбе, смотрите эксклюзивную беседу с директором новоиспеченной компании, — тут же из глубины ящика выплыло мое изображение, заполнившее весь экран: «Возьмите Францию прежних времен...» (наш видак послушно фиксировал все, не упуская ни кадра, как и другой, в офисе, я поставил его на запись перед уходом); Мари-Пьер с открытым ртом слушала вопросы и мои ответы, плюс ко всему после интервью шел комментарий социолога, который с одобрением высказался о моих рассуждениях и считал, что я абсолютно прав — мы живем в эпоху тотального иждивенчества, эта ситуация ненормальна, именно такие, как я, внушают надежду. Только он закончил трепаться, как зазвонил телефон, это была Мириам; конечно, я знал, что она меня любит и все такое, но теперь ее прямо распирало от восхищения — любой матери важно знать с кем связала жизнь ее дочь, к тому же новости смотрел весь городишко; я передал трубку Мари-Пьер, и тут запищал мобильник: молодец, старик, завопил Жиль, так держать, скоро тебе дадут министерский портфель, язык у тебя подвешен лучше, чем у любого политикана, — но пришлось с ним попрощаться, потому что кто-то настойчиво трезвонил в дверь, и мне на шею бросилась Сильви: браво, браво, я так за вас рада, с ума сойти можно!
Мы с ней не виделись с того памятного вечера, и я ужасно удивился, что она ворвалась как ни в чем ни бывало; у меня что, одеколон какой-то особенный, чего они все липнут, по-моему, это чересчур, мало ли кто выступает по телеку, но, как ни странно, даже Мари-Пьер смотрела на меня новыми глазами, словно только теперь окончательно убедилась в моей гениальности, а Сильви прыгала по гостиной, вне себя от восторга.
— Да ладно, — сказал я, — подумаешь, интервью.
Но в глубине души я тоже ощущал подъем, потому что окружающие видели во мне почти звезду, ведь я выступал как бы наравне с министром и знал, что море людей по всей Франции смотрят и говорят друг другу: здорово, во дает парень! Тут снова зазвонил телефон, меня решил поздравить Бруно: Ну, что скажешь, хорошую я подложил тебе свинью, спросил он и передал слово Патрисии — я как робот только успевал снимать трубку, а когда выдалась небольшая передышка, Сильви с Жан-Пьером очень серьезно поглядели на меня, и Сильви смущенно пробормотала: мы все ждали случая, чтобы с тобой поговорить, я прекрасно видел, что их распирает, они оба ерзали на стульях, а их лица искажала мучительная гримаса. Ну так что у вас?
Жан-Пьер прокашлялся.
— Мы с Сильви долго думали…
Да-да, вставила Сильви, очень долго.
— Это насчет вашего друга, бедного мальчика…
— Жиля, — подсказала Сильви, — его зовут Жиль.