Но куда больше было других, кто вставал при моем появлении на сцене и долго аплодировал, не позволяя начать выступление. Не любопытство толкало этих людей, а желание поддержать, подбодрить, даже просто слышать мои песни.
Вернувшись домой, я первым делом включила радио и убедилась, что в эфире действительно царит Марыля Родович с ее задорным, молодым голосом. Может, редактор права, и я просто устарела?
Как можно устареть за пару лет?
Но я и раньше не пела рок, ведь Родович и Здислава Сосницка обладают иными голосами, Родович может петь с легкой хрипотцой и вызовом, а Сосницка пела в стиле Эллы Фицджеральд. У обеих прекрасные вокальные данные, напористость, мне не свойственная. Может, дело в том, что они обе лет на десять меня моложе?
Но, прислушавшись к себе, я поняла, что даже будь мне сейчас столько же, сколько им, все равно пела бы свои мелодии. Нет, каждому свое, сердце подсказывало, что мне нельзя отказываться от своей манеры исполнения, хотя она уже значительно отличалась от той, что была до аварии. Я словно стала в чем-то мудрей. Трудно не стать, побывав на самом краю, пролежав столько времени без сознания, а потом в гипсе.
Но мне кажется, что куда больше мою манеру исполнения изменил цикл «Человеческая судьба», и вовсе не потому, что это моя мелодия, сам смысл песен иной.
Я не стала петь «современно», исполнять рок, поп или фолк, как Марыля Родович или Здислава Сосницка, и как Эва Демарчик тоже петь не стала, у меня сложился свой стиль. Плох он или хорош, покажет время, нет, даже не через год или два, а через десять лет.
Если через десять лет кто-нибудь вспомнит хотя бы одну из моих песен, значит, я пела не зря. А уж если через два десятка лет у кого-то дрогнет сердце при звуках «Эха любви» или возникнет желание подпеть «Надежде», а может, кто-нибудь споет «Колыбельную» или еще какую-то из песен, если не забудут «Танцующих Эвридик», я буду аплодировать со своей маленькой звездочки там, на небесах.
А тогда меня от новшеств спасли зрители, пожелавшие видеть Анну Герман прежней, а еще «Надежда» и Анна Качалина, приславшая мне клавиры песен советских композиторов. Я не стала исполнять джаз или рок, я пела песни советских композиторов, за что огромное спасибо моей Анечке – Анне Николаевне Качалиной, моему московскому ангелу-хранителю.
Я не раз задумывалась, как долго эстрадная певица может быть интересна и что будет лично со мной, когда интерес публики ослабнет или вовсе иссякнет. Этого не случится, но вовсе не потому, что я буду сидеть дома и, довязывая носок, вспоминать былой успех. У меня даже этого носка не будет.
Но я была, и многое успела сделать – и песни спеть, и сына родить. Я состоялась.
Меня спрашивали, кто из советских исполнителей нравится.
Таких много, очень много, но в первую очередь Алла Пугачева. Наверное, я просто завидую ей белой завистью. Алла может то, чего не могу я, она раскованна на сцене, никакого смущения, никаких сомнений. Голос сильный, но главное – она не просто поет, а играет каждую песню, проживает ее, у Пугачевой помимо сильного голоса блестящие актерские данные. Только бы в своем стремлении к этой раскованности не скатилась к обычной вульгарности. Если сумеет удержаться, то будет самой популярной певицей в Советском Союзе обязательно и очень долго. Она молодец.
Со многими меня познакомила Аня Качалина, мой добрый ангел. Со многими я бы хотела дружить, но как, если мы мельком встречались на концертах, а сольные выступления не предполагают долгого общения, я в одном городе, интересные мне люди в другом, я в Польше, они в Советском Союзе, я в Москве, они в Казани, я в Ленинграде, они в Киеве… Наша кочевая жизнь не предполагает тесной и долгой дружбы, особенно если вы живете в разных странах, вернее, имеете в разных странах дома.
Почему у меня в Польше не было такого успеха, какой был в Советском Союзе?
На первый взгляд все хорошо – удачные выступления в Сопоте, Ополе, с военными, в опере, пластинки, я постоянно оказывалась почетным гостем разных фестивалей и конкурсов… Вообще-то гостями становятся тогда, когда сами соревноваться уже не могут или не хотят. У меня так и было, я чувствовала, что становлюсь менее интересной публике, чем, например, Марыля Родович. Можно дать тысячи интервью, спеть во многих концертах, уходя под овации и крики «Браво!», но при этом твои песни не будут петь хором за столом по праздникам.
Объяснение простое: песни не те. Да, «Танцующих Эвридик» ни на каком застолье не споешь. И «Зацвету розой» тоже. И «Человеческую судьбу».
А «Разноцветные ярмарки» споешь.
Как же так получилось, что при всем признании у меня в Польше не было ни своих песен, ни своих композитора и поэта, ни своего ансамбля. Что тому помехой? Сбила авария и мое отсутствие на эстраде целых три года? Возможно.