Р.: Ладно уж, поступай в языковой институт, лучше всего, конечно, в Иняз (это – моя alma mater, кстати), потом задача номер 1 – подтверждать свои знания международными сертификатами. Это очень важно для будущей работы.
Мама: Мы живем не в Москве, мы же должны в институте учиться, мы…
Р.: Мама, наберись мужества, уже не «мы», уже он сам по себе, отдельный взрослый человек. А ты, мой друг, должен понять: хочешь хорошую работу, учти, у тебя должны быть международные сертификаты, подтверждающие твой уровень свободного владения английским языком. Наверно, я тебя расстрою, но только один английский – это мало в современном суровом мире. А еще какие языки ты хочешь учить? Володя: Хочу японский.
Р.: Ну, это совсем другое дело, хотя для японского нужно хорошее зрение. Мне, например, пришлось бросить в свое время занятия японским языком из-за сильной близорукости. Мои глаза не выдержали. Об этом лучше думать заранее.
Володя: Сначала мы выбрали китайский, но японский вроде бы легче.
Р.: Это кажется, пока не начнешь заниматься. Вообще-то будущее за китайским, так что подумай. Вот меня какой вопрос интересует: ты вспоминаешь когда-нибудь про болезнь?
Мама: Представляете, я пришла в ужас: года 4 назад он сказал «Лучшие годы своей жизни я провел в больнице».
Р.: Да, я слышала это и от других детей, ты не должна приходить в ужас.
Мама: Я-то помню совсем другое! А он помнит в основном, что мама была золотой рыбкой. Всегда рядом!
Р.: А ты и сейчас – золотая рыбка! Взрослый парень, а ты и сейчас говоришь «мы».
Мама: А папа каждый день приходил с игрушками, а братья все время конфеты приносили. Вот что для него была больница!
Р.: Это здорово, что у вас семья была такая замечательная, это хоть и редко, но бывает, к счастью!
Мама: Почему была? Слава Богу, так и сейчас есть.
Р.: Я решила написать книгу «Гимн жизни» о тех детях, которые когда-то болели раком, выздоровели, и как они теперь живут. Ответь мне на вопрос, даже если он покажется тебе странным: помогла ли тебе эта болезнь в жизни, и если да, то чем? Ты, по-моему, еще не совсем осознал, но ты – уже взрослый, ты – уже мужчина.
Володя: Не знаю, чем она помогла в плане взрослости, но в плане учебы – точно. Я формально считался на домашнем обучении, но я и с учителями дома занимался, и в школу ходил с удовольствием, так что учился хорошо.
Р.: Не знаю, в курсе ли вы? Оказалось, что дети, которые занимаются на домашнем обучении, гораздо лучше учатся, гораздо больше знают и гораздо целеустремленнее. К тебе это относится? Какая у тебя цель в жизни? Помнишь, ты писал после Барретстауна: «А в жизни, я понял, можно добиться многого, нужно только очень постараться». Как ты сейчас стараешься? И чего ты хочешь добиться?
Володя: Ну, добиться хочу нормальной жизни, может, не особо богатой.
Р.: Нормальная жизнь теперь включает понятие «богатая жизнь»?! Ты только не думай, что я против. Просто разница мировоззрений наших поколений очевидна.
Володя: Я хочу, чтобы у меня была нормальная семья, друзья. Такие обычные вещи. Я не хочу ничего сверхъестественного.
Р.: Правильно! Вообще – это то, на чем жизнь держится! Вот в начале моей книги я привожу слова матери Терезы, которые написаны на тех многочисленных центрах помощи больным СПИДом и бездомным, которые она и ее помощники открыли во многих странах. И я решила, что каждому бывшему больному ребенку в качестве эпиграфа дам одну строку – слова матери Терезы. Тебе попалась строка: «Жизнь – это тайна, познайте ее». Нравится? Ты еще о таких серьезных вещах не задумывался?
Володя: Честно говоря, пока нет. Я думаю, как получить хорошее образование, как обеспечить себя и свою будущую семью, мир повидать.
Р.: По-моему, замечательная программа! В твоем возрасте не каждый задумывается, что необходимо самому брать на себя ответственность за себя и свою будущую семью. Молодцы твои родители, правильную основу заложили! Семья – это якорь! Так что сейчас программа минимум – получить качественное высшее образование. Тогда, конечно, высший класс – Иняз».
Володя: Там надо еще внутренние экзамены сдать, одних баллов будет недостаточно.
Р.: Я уверена, что ты справишься! Но если ты не поступишь, куда хочешь, я тебе настоятельно рекомендую – не расстраивайся! И помни о том, что если ты хочешь овладеть иностранными языками по-настоящему, сейчас масса возможностей в Интернете. Твоя главная задача – не только выучить языки, но и получить соответствующие международные сертификаты, без которых хорошую работу не получишь.
А теперь я хочу спросить твою маму. Если честно, перед ней я преклоняюсь гораздо больше, чем перед тобой, потому что, когда ты заболел, она пошла преподавать английский для детей, которые лежали в той же больнице на Каширке, чтобы больше времени проводить с тобой. Но ты – выздоровел. А она по-прежнему там работает. Уже больше 10 лет!
Мама: На самом деле я пошла туда работать после его выздоровления. А когда он болел, мы отлежали в больнице вместе, я была все время с ним, за ним ухаживала, а на следующий год я сразу осталась там работать.
Р.: Так это еще важнее! А почему ты осталась там работать? Ведь надо понимать, что в этой борьбе за его выздоровление твоя роль, как матери ребенка, заболевшего раком, может быть, еще важнее, чем его! Ты действительно была «золотой рыбкой» и выполняла все его желания и помогала своему сыну, когда он болел. Но почему ты потом осталась?
Мама: Еще до того, как Володя заболел, я работала в медицинском колледже Академии наук. К нам пришел преподаватель и рассказал, что при Институте детской онкологии открывается школа и там нужны учителя английского языка. И моя напарница, у нее тоже была онкология, стала меня отговаривать: «Вы не представляете, какой это ужас! Они так страдают! Да еще дети! А мы им будем голову морочить своими занятиями!» И я не пошла. Это был 2000 год, а в конце 2001 года мой ребенок заболевает. Я же говорю, Бог все видит, и Он стучит по голове. И после того, как я больше года провела с ним в больнице, я подумала: «Ведь если ребенок (или взрослый) лежит и все время прислушивается к себе: там болит, здесь тошнит, какие анализы, какие уколы, какие капельницы… с ума сойти! А не лучше ли вместе этого думать: «сколько будет семью восемь», «какую букву поставить в слове “молоко” и как сказать по-английски “корова”». И вот я работаю с такими детьми уже больше 10 лет.
Р.: Как говорил Булгаков «Мы в восхищении!»
Мама: Понимаете, есть две категории поведения детей (наверно, и взрослых) во время болезни: те, кто не хочет заниматься, а им и по жизни на эти занятия наплевать, им это неважно. Будь ребенок здоров, будь он болен – учитель приходит, а ему все равно! А есть такие потрясающие дети: вот он лежит с тазиком, его тошнит после химиотерапии, а он сам просит: «Вы подождите, если можно. Мне сейчас станет полегче, и мы будем дальше заниматься». Есть дети, у которых нет каникул: «Какие каникулы?! Я так отстал! Вы ко мне приходите. Давайте заниматься, давайте! Я хочу учиться!»
Р.: И может быть, это и есть та ниточка, которая их вытягивает.
Мама: Скорей всего! Нет, Вы представляете, меня еще обвиняют в бессердечии.
Р.: Как?! Это они – бессердечные, что палец о палец не стукнут, чтобы помочь тем, кто в самом деле страдает!
Мама: Да, представьте, некоторые меня упрекают: «Им и так плохо. А ты их мучаешь своими ABC…». Люди, которые не окунались в это, даже рядом не стояли с этими страданиями, они многого не понимают. Даже претензии ко мне предъявляют: «Почему ты не вернешься в школу?» Да потому, что в школе дети, которым Бог дал здоровье, балбесы, наполненные силой и здоровьем, которое они не ценят, они ничего не хотят, им ничего не интересно, они не ценят, что у них есть и что есть вокруг них! А эти хотят учиться, потому что учеба привязывает их к жизни!
Да, еще очень важно. Эти переболевшие дети необыкновенно терпимы. Они никогда не будут тыкать пальцем в больного, дразнить его. Никогда не будут издеваться над более слабыми. Если смогут, помогут сами, но издеваться – никогда… Когда Володя заболел, от нас отвернулись многие взрослые, боялись заразиться. Резко ушли все друзья, они просто боялись к нам ходить. Неужели они не понимают, что эта болезнь может зацепить любого?! И, главное, она не заразна. Ну ладно, дети, что с них взять. А взрослые… Очень было больно! Потом я уже сама говорила маме, чей ребенок любил приходить к нам в гости. «Так и так, ты сама решай, разрешишь ли ты своему сыну дружить с нашим мальчиком. Чтобы потом не было сплетен и обвинений, будто я что-то от тебя скрывала». Ну, она разрешила, и ребята дружат до сих пор. Я ей благодарна за это, потому что здесь тоже нужна определенная доля мужества.
Р.: Володя, а ты чувствовал разницу между своим отношением к учебе и к жизни после болезни и тем, как ведут себя твои сверстники?
Володя: Ну, тогда я еще маленький был, а сейчас у меня есть четкая цель: учиться дальше, так что я стараюсь.
Р.: А ты к маме в больницу ездишь иногда? Ты ведь там лечился?
Володя: Мне особо некогда сейчас. Все-таки я в этом году школу кончал, да и живем мы за городом. Но мама упорно ездит на работу. Я иногда заезжаю к ней, если она просит.
Р.: А сердце не екает? Например, раньше я устраивала встречи с детьми и родителями в конференц-зале Института детской онкологии на Каширке, нам притаскивали телевизор и видеомагнитофон, я им фильм показывала, приглашала бывших участников лагеря, но потом какой-то ребенок сказал мне: «Я лучше совсем не поеду в Ирландию, чем приду туда еще раз». И я стала устраивать встречи в самом сердце Москвы, в сквере, у памятника Пушкину. И это оказался сам по себе замечательный праздник выздоровления и знакомства: с шариками, цветами, улыбками, торжественным вручением приглашения, на красивом бланке: