Гимназия №6

— Это я нашел! Тут внизу валялось… — Воришка захныкал, шмыгнул носом — и вдруг заревел на весь Апраксин двор: — Пусти, дя-я-я-яденька!

Мог бы даже позвать на помощь — но, видимо, не рискнул: слишком уж хорошо публика на рынке знала местную уголовную братию. Начинающие «щипачи» наверняка орудовали чуть ли не на каждом углу, и заступаться за незадачливого карманника не стал бы никто. Большая часть публики и вовсе не обращала на скандал внимания и продолжала глазеть на Лешего.

Но дрожащие губы в комплекте с льющимися по щекам крокодиловыми слезами все-таки сделали свое дело: неравнодушные граждане (и особенно гражданки) начали оборачиваться и поглядывать на меня. Не то, чтобы с осуждением, но…

— Ну чего ты, сударь? — Какая-то пухлая тетка осторожно взяла меня за локоть. — Пустил бы мальчишку… Жалко же.

— Жалко у пчелки… в интересном месте, — проворчал я и, разжав пальцы, рявкнул: — Пошел прочь отсюда! Еще раз увижу — руки пообрываю!

Увесистый подзатыльник придал горе-воришке изрядное ускорение — и тот буквально пулей вылетел из толпы. Обернулся, вытирая рукавом слезы, погрозил мне кулаком — и снова пустился бегом к углу каменного корпуса, у которого как раз курили плечистые парни в красных платках на шеях.

Прошкина братия, не иначе.

Местная экосистема работала быстро и точно: мелкий падальщик попался, огреб заслуженного «леща» — и тут же бросился жаловаться хищникам покрупнее. Те коротко закивали, дружно выплюнули папиросы и направились к нам, на ходу закатывая рукава.

— Вот они, голубчики. — Фурсов недобро ухмыльнулся и принялся расстегивать пуговицы на куртке. — Сейчас начнется.

— А то, — отозвался я. — Давай, братец. Ты правого, я — левого.

Глава 37

— Э-э-эй, любезный! — Шагавший впереди парень указал на меня пальцем. — Ты, я тебя зову!

Здоровый, зараза… Плечистый и ростом чуть ли не на голову выше остальных. Чем-то похожий на младшего Кудеярова — тоже круглолицый и мясистый, как откормленный боров. Слишком румяный для выпускника каторжных «университетов». И, пожалуй, слишком молодой — вряд ли уже успел натворить серьезных дел. В моем мире воры предпочитали держаться от шумных и дурных хулиганов подальше, но здесь, похоже, все работало иначе: они все каким-то образом устроились в местной криминальной иерархии и наверняка служили одному хозяину.

— Ты зачем мне брата обидел? — продолжил здоровяк. — Я тебя сейчас…

Договорить он не успел: Фурсов шагнул вперед и с размаху впечатал пудовый кулак прямо в щекастую физиономию. А я без лишних разговоров уложил второго молодчика и тут же метнулся к третьему, уже доставшему из-под полы потертого пиджака то ли дубинку, то ли что-то вроде самодельного кистеня. Проверять я не стал: ухватил парня за запястье, дернул и снес локтем в переносицу.

А потом на меня налетели сразу с двух сторон — и понеслась. Спереди наседали местные, сбежавшиеся на шум, сзади подпирали наши, и изящный кулачный бой стремительно превращался в уродливую свалку. Я лично уложил двоих или троих, а с остальными разобрались знакомцы Фурсова из заводчан. Вряд ли хоть кто-то из них был искушен в боксе или так уж часто дрался, зато силы парням было не занимать. Цепи и дубинки в их руках мерно поднимались и опускались, вколачивая хулиганов в засыпанную опилками и мусором землю.

Но к тем уже спешило подкрепление.

— Вовка, сзади! — заорал Фурсов, свалив очередного противника. — Идут!

С молодняком мы как будто разобрались, и теперь сквозь толпу вокруг клетки с Лешим к нам ломились мужики лет по тридцать-сорок. И на этот раз явно из каторжан — судя по одежде и злобным щербатым рожам. Не знаю, откуда они успели вылезти, но дело понемногу приобретало серьезный оборот: эти и драться умели получше, и не стеснялись браться за ножи.

Я чуть не прозевал движение: урка до последнего прятал лезвие в ладони и лишь под конец выбросил его мне навстречу, целясь не по рукам и даже не в живот — прямо в горло, чтобы убить одним ударом. Я толком не успел сообразить, что вообще происходит — защищался на чистых рефлексах: отбил финку в сторону и сам нырнул вперед, с размаху бодая лбом щетинистый подбородок.

Хрустнула сломанная челюсть, и урка рухнул, как подкошенный. Ободренные моим успехом заводчане тут же перешли в наступление и снова заработали дубинками. Каторжане сначала попятились, а потом и вовсе побежали, расталкивая толпу.

Одному не повезло: бедняга отпихнул ругавшегося на чем свет стоит распорядителя, но и сам не удержался на ногах, споткнулся… и полетел прямо на клетку, угодив плечом между прутьев. Я даже не успел увидеть движение Лешего — настолько оно оказалось быстрым. Трехметровая махина буквально перенеслась из дальнего угла к стенке, сверкнули зубы — и до моих ушей донесся влажный хруст, тут же сменившийся криком. Эхо предсмертного вопля еще не успело стихнуть над Апраксиным двором, а чудище уже с довольным ворчанием ломало кости, затаскивая урку в свою обитель через промежуток не больше моей ладони шириной.