Гинунгагап

Земля затряслась, осыпалась, образовав в кургане небольшую трещину. Оттуда вырвался слабый зеленый свет. Могильный холод внезапно обволок Гаечку, она чуть не упала. Лишь собрав воедино все силы, сумела устоять.

— Кто ты, нарушившая мой сон? — глухо простонало нечто огромное, сокрытое в земле. — Ледники приходили и умирали, леса вырастали над моею могилой и рассыпались прахом, высыхали океаны и наливались росою новые моря… Давно я мертва, слишком давно! Кто ты, вновь зовущая в мир живых? Кто?..

— Я не знаю, — тихо ответила Гайка. — Я хочу знать. Дай ответ, мудрая.

— Что ты хочешь знать?

— Кто я?

— Ты та, кем себя чувствуешь.

Мышка запнулась.

— Я… Я больше не знаю, что чувствовать. Я даже не знаю, живу ли я на самом деле, или только снюсь кому-то другому!

— Сны существуют, — коротко ответила вёльва, и курган вновь закрылся. Окончательно растерявшись, Гаечка села прямо на землю.

«Сны существуют».

То есть, становятся реальны? Значит, Локи не лгал?

«Сны существуют…»

Но ведь даже самый обычный, «простой» сон, кому-то снится. Кому-то, живущему в реальности, и любой сон есть лишь производная этой реальности — как бы мы ни мечтали об ином.

«Сны существуют!»

Гайка ахнула. Сны! Такие, как Асгард, воплощенная фантазия землян — но кто сказал, что сама Земля не снится обитателям еще одного мира? Бесконечная цепь Творения… Мечта, умеющая мечтать.

— Я та, кем себя чувствую, — прошептала Гаечка. И внезапно поняла, что чувствует себя — Гайкой. Золотоволосой мышкой-изобретательницей, душой скромной команды Спасателей из скромного мира Земли.

Она медленно, нерешительно улыбнулась. Слова прорицательницы вывернули наизнанку все ее страхи.

— Кем бы я ни была, — прошептала Гаечка, — я есть. Значит, обо мне кто-то мечтает. Искренне, всей душой хочет, чтобы я жила. Птица из мокрого песка… Если она летает, поет песни, чистит перышки — значит ли это, что она живая?

— Нет, — сама себе ответила мышка. — Она станет живой, лишь когда ее полюбят.

Гайка всхлипнула. Подняла голову.

— Заслуживаю ли я такую любовь? — спросила у неба. — Не знаю. Но я существую, значит, вы в меня верите.

«Верите в Гаечку из команды Спасателей, а вовсе не в богиню», — добавила мысленно. И улыбнулась.

Закрыв глаза, она ярко представила, как там, на горизонте, созданная ее гневом чудовищная Машина беззвучно рассыпается в пыль. Краем сознания расслышала дикий, бешеный вопль разочарованного Локи, удивленные возгласы Асов. Скоро они обо всем догадаются и попробуют ее отыскать, использовать в своих целях, изолировать или перетянуть на свою сторону…

— Нет, — холодно сказала Гайка. — Я та, кем себя ощущаю.

В последний раз дав волю своим силам, она взрезала ткань пространства и, улыбаясь, шагнула из мрачного царства смерти на светлую зеленую лужайку Центрального Парка. Впереди ласково шелестел родной дуб — он показался Гаечке в мириад раз красивее и уютнее колоссального Древа Жизни.

Здесь ее дом, здесь ей и жить.

Рассмеявшись, Гайка тряхнула волосами и, вприпрыжку, побежала к Штабу. Скоро вернутся друзья, растерянные, ничего не понимающие. Спросят, что случилось?

А она тихонько улыбнется.

И не расскажет.

Эпилог

— Отец? — заспанная белая Ингрид выглянула из дупла. — Что случилось?

Раттатоск смерил ее тяжелым взглядом.

— Иди сюда. Быстро!

Испуганная белочка, сглотнув, подчинилась. Свирепо хлеща себя хвостом, Раттатоск схватил ее за ухо и больно сжал.

— Твоя работа? — яростно спросил пушистый.

— Пап, я не понимаю!!!

— Хватит с меня и орла с драконом, теперь еще и от дочери издевательства терпеть?! — бельчонок замахнулся. Ингрид невольно зажмурилась, но Раттатоск сдержал себя, и лишь гневно оттолкнул дочь.

— Знал ведь, альбиносы рождаются к несчастью… Знал ведь!

— Да что случилось?! — крикнула перепуганная белочка.

Раттатоск сплюнул ей под ноги.

— Меня выгнали.

Повисла тишина.

— К-к-как? — окончательно растерявшаяся Ингрид прижала лапки ко рту. — Кто?!

— Кто, кто… Ведрфолнир, естественно! — бельчонок со скрипом сжал зубы. — Отозвал меня в сторону, будто я жулик, и заявил что «Великий Орел больше не нуждается в моих услугах». Мол, им привезли какую-то гномскую машину, и отныне Орел с Драконом сами друг с другом беседуют. Я устарел! — яростно бросил Раттатоск. — Меня машиной заменили!

— Говорилкой… — механически пробормотала Ингрид, слишком растерянная, чтобы думать об осторожности. Раттатоск, окончательно рассвирепев, схватил дочь за хвост и рывком поднял в воздух на вытянутой лапе.

— Так это твоя работа? — уточнил он, задыхаясь от ярости. — Надо мной, стало быть, теперь и детеныши смеются?!

— Я не… Мы… Прости… Я не хотела… Я…

— Открою тайну, — свирепо произнес Раттатоск, встряхнув беспомощную белочку. — Пусть моя роль незначительна и позорна, пусть я всеобщее посмешище, но я бессмертен так же, как Один и Тор! И у меня, хочешь верь, хочешь нет, была гордость!

— Прости! — взмолилась до смерти перепуганная Ингрид. — Клянусь, я не думала тебя обижать! Мы с Гайкой просто помочь хотели…