– Я узнал. . Анилиновая компания получила от германского правительства крупные военные заказы. Процесс производства на заводах Анилиновой компании в наиболее сейчас опасной стадии. У них там чуть ли не пятьсот тонн тетрила в работе.
Хлынов быстро поднялся. Трость, на которую он опирался, согнулась. Он снова сел.
– В газетах проскользнула заметка о необходимости возможно отдалить рабочие городки от этих проклятых заводов. В Анилиновой компании занято свыше пятидесяти тысяч человек. . Газета, поместившая заметку, была оштрафована... Рука Роллинга...
– Вольф, мы не можем терять ни одного дня.
– Я заказал билеты на одиннадцатичасовой, на сегодня.
– Мы едем в Н.?
– Думаю, что только там можно найти следы Гарина.
– Теперь посмотрите, что мне удалось достать. – Хлынов вынул из кармана газетные вырезки. – Третьего дня я был у Шельги. . Он передал мне ход своих рассуждений: Роллинг и Гарин должны сноситься между собой..
– Разумеется. Ежедневно.
– Почтой? Телеграфно? Как вы думаете, Вольф?
– Ни в коем случае. Никаких письменных следов.
– Тогда – радио?
– Чтобы орать на всю Европу... Нет...
– Через третье лицо?
– Нет... Я понял, – сказал Вольф, – ваш Шельга молодчина. Дайте вырезки...
Он разложил их на коленях и внимательно стал прочитывать подчеркнутое красным:
– «Место найдено», – прошептал Вольф, – это газета из
К., городок близ Н. ...«Тревожусь, назначьте день», «Отсчитайте тридцать пять со дня подписания договора. .»
Это могут быть только они. Ночь подписания договора в
Фонтенбло – двадцать третьего прошлого месяца. Прибавьте тридцать пять, – будет двадцать восемь, – срок продажи акций анилина. .
– Дальше, дальше, Вольф...
– «Какие меры вами приняты?» – это из К., спрашивает
Гарин. На другой день в парижской газете – ответ Роллинга: «Яхта наготове. Прибывает на третьи сутки. Будет сообщено по радио». А вот – четыре дня назад – спрашивает
Роллинг: «Не будет ли виден свет?» Гарин отвечает: «Кругом пустынно. Расстояние пять километров».
– Иными словами, аппарат установлен в горах: ударить лучом за пять километров можно только с высокого места.
Слушайте, Хлынов, у нас ужасно мало времени. Если взять пять километров за радиус, – в центре заводы, – нам нужно обшарить местность не менее тридцати пяти километров в окружности. Есть еще какие-нибудь указания?
– Нет. Я только что собирался позвонить Шельге. У
него должны быть вырезки за вчерашний и сегодняшний день.
Вольф поднялся. Было видно, как под одеждой его вздулись мускулы.
Хлынов предложил позвонить из ближайшего кафе на левом берегу. Вольф пошел через мост так стремительно, что какой-то старичок с цыплячьей шеей в запачканном пиджачке, пропитанном, быть может, одинокими слезами по тем, кого унесла война, затряс головой и долго глядел из-под пыльной шляпы вслед бегущим иностранцам:
– О-о! Иностранцы. . Когда деньги в кармане, то и толкаются и бегают, как будто бы они дома... О-о... дикари!...
В кафе, стоя у цинкового прилавка, Вольф пил содовую. Ему была видна сквозь стекло телефонной будки спина разговаривающего Хлынова, – вот у него поднялись плечи, он весь налез на трубку; выпрямился, вышел из будки; лицо его было спокойно, но белое, как маска.
– Из больницы ответили, что сегодня ночью Шельга исчез. Приняты все меры к его разысканию. . Думаю, что он убит.
60
Трещал хворост в очаге, прокопченном за два столетия, с огромными ржавыми крючьями для колбас и окороков, с двумя каменными святыми по бокам, – на одном висела светлая шляпа Гарина, на другом засаленный офицерский картуз. У стола, освещенные только огнем очага, сидели четверо. Перед ними – оплетенная бутыль и полные стаканы вина.
Двое мужчин были одеты по-городскому, – один скуластый, крепкий, с низким ежиком волос, у другого –
длинное, злое лицо. Третий, хозяин фермы, где на кухне сейчас происходило совещание, – генерал Субботин, – сидел в одной холщовой грязной рубашке с закатанными рукавами. Начисто обритая кожа на голове его двигалась, толстое лицо с взъерошенными усами побагровело от вина. Четвертый, Гарин, в туристском костюме, небрежно водя пальцем по краю стакана, говорил:
– Все это очень хорошо.. Но я настаиваю, чтобы моему пленнику, хотя он и большевик, не было причинено ни малейшего ущерба. Еда – три раза в день, вино, овощи, фрукты. . Через неделю я его забираю от вас.. Бельгийская граница?.
– Три четверти часа на автомобиле, – торопливо подавшись вперед, сказал человек с длинным лицом.
– Все будет шито-крыто.. Я понимаю, господин генерал и господа офицеры (Гарин усмехнулся), что вы, как дворяне, как беззаветно преданные памяти замученного императора, действуете сейчас исключительно из высших, чисто идейных соображений. . Иначе бы я и не обратился к вам за помощью...
– Мы здесь все люди общества, – о чем говорить? –
прохрипел генерал, двинув кожей на черепе.
– Условия, повторяю, таковы: за полный пансион пленника я вам плачу тысячу франков в день. Согласны?