Гиперборейская чума

Ираида почувствовала, как начинает скользить вниз, вниз, теряя вес и форму, как все меньше и дальше становится лицо над нею, как расщелина превращается в щель, в тонкую неровную полоску, как пропадает совсем:

Холод был такой, что, падая, она замерзала насмерть.

— Барышня, барышня! — услышала она над ухом. — Просыпайтесь, Рязань скоро:

Ираида, все еще обмирая от потери опоры и от падения, попыталась приподняться. Тяжелая медвежья шкура прижимала ее к сиденью. Приподняв от лица край ее, Ираида вдохнула хрусткий морозный воздух. Все кругом было блеск и сияние:

Из записок доктора Ивана Стрельцова.

Так вот и вышло, что меня оставили на хозяйстве. Мне надлежало играть роль озабоченного и озадаченного джентльмена, ухаживающего за другим джентльменом, хватившим спицею патоки. И я честно носился по аптекам, вызывал опять же участковую (в качестве больного ей были предложены две сотенные бумажки, и это ее вполне устроило), посылал Хасановну за медом и молоком: Так прошел день, вечером же я оставил свет за жалюзи и позвонил давней знакомице Й., отношения с которой странным образом осложнились за последние недели. Й., для виду поломавшись по телефону, все же приехала — как она заявила, лишь для того, чтобы поставить меня на место.

Из короткого рваного разговора, возникавшего в промежутках между, выяснились странные подробности, на которые могли обратить внимание только женщины. Логики в ее рассуждениях не было, да и быть не могло, но зато был накал, страсть и подозрения. Я ведь не просто не знал — я и подумать не мог, что Ираида влюблена в меня, как кошка.

Оказывается, ее фразы и жесты, обычные с виду, для проницательной Й. были как образец почерка для опытного графолога. Или, вернее, как чужие сны для опытного толкователя снов:

Учитывая, что Й. видела Ираиду мельком раза два или три и не обменялась с нею ни словом — такой итог наблюдений мог только изумлять. Воистину, женщины знают что-то, неизвестное людям.

В третьем часу ночи — я уже подумывал, а не отвернуться ли к стенке и не поспать ли? — вякнул телефон. Не общедоступный, а второй, секретный. Мы называли его «кремлевкой».

Звонил Альберт Мартович, он же «братец Майкрофт».

— Алло? Иван? С Крисом я могу поговорить?

— Вообще-то да, но вряд ли получится, — сказал я. — Он сожрал две дозы снотворного. Попробовать разбудить?

— Нет, не надо. Как он?

— В той же поре. Не лучше, но и не хуже. Что радует.

— Понятно. Ладно, пусть спит. Я тебе расскажу, а там — разберетесь:

И он поведал занятную историю. Предыдущей ночью, а вернее, уже под утро, около пяти, в Мытищах произошло столкновение между местными байкерами и какими-то пришлыми бригадистами. Причем сначала наглые чужаки накостыляли байкерам и пригрозили даже сковырнуть все эти несчастные Мытищи с того прекрасного лица, которым является Москва и Московская область — дабы не портили портрета. Байкеры не снесли обиды и явились с подкреплением. Чужаки дрогнули и, пальнув несколько раз, удрали на трех пикапах. Байкеры гнали их по шоссе верст двадцать, потом вернулись. На месте схватки остался сбитый мотоциклом чужак с каким-то документом на имя Рудольфа Батца, а чуть позже и чуть в стороне милиция обнаружила связанного и ничего не понимающего негра. Все это было бы в порядке нынешней страшноватой повседневности, только вот: — и тут братец Майкрофт замялся. Он с полминуты тянул длинное «э-э-э:», нукал и мекал — но наконец проскочил трудное место и решился изложить странность дела именно так, как она описана была в протоколе. Побоище происходило у недостроенного гаражного комплекса. Негр был найден внутри помещения для охраны, в прихожей. Рядом с несчастным стоял чистый эмалированный тазик с брошенной в него чистой же ковыльной побелочной кистью. А в потолок ввинчен был большой железный крюк:

Мне понадобилось несколько долгих секунд, чтобы осмыслить сказанное. Потом я стал задавать вопросы.

Й. велено было спать до утра. На всякий случай то же самое я повторил охранникам. Сам же, уподобясь легендарному Керенскому (легендарному, ибо реальный ничего подобного не делал) переоделся в женское платье:

не в платье, конечно, потому что Й. ходила исключительно в брюках, но белый ее плащ и белую шляпу я позаимствовал, имея в виду когда-нибудь отдать. Равно как и ключи от машины. Й. на каблуках и я без каблуков получались примерно равного роста, с походкой было сложнее, но с третьего— четвертого прохода перед охранниками я заработал сдержанный аплодисмент — и совсем уже собрался выйти и уехать в чужой машине, как на лестничной площадке сработал металлоискатель!

Эта система была отрегулирована не так, как в аэропортах — где даже золотой зуб во рту или фольга в пачке сигарет способна возбудить датчики, нервные и мелкозлобные. Нет, техники Коломийца поступили иначе: наш датчик начинал реагировать на компакт из трехсот-четырехсот граммов металла. Из серьезного оружия он мог пропустить разве что на две трети пластмассовый «Хеклер-Кох-70», машинку в наших широтах редчайшую.