Гиперборейская чума

Мы сидели в чем-то вроде комнаты отдыха: диван, старинная радиола, несколько кресел, на стене картина и очень кривая сабля. Я завидовал хронолетчикам: парни беззаветно спали. Хасановна разобрала свой браунинг и протирала детали кусочком замши. Ираида выпросила у нее блокнот и что-то рисовала там. Мне показалось, что рука ее дрожит. И смотрит она не на страницу, а сквозь нее.

— Непросты дела Твои, Господи…— раздумчиво протянул Сильвестр, разглядывая бокал. — Значит, Дора Хасановна, старые это ваши знакомцы, да? И что же там дальше-то происходило, не помните?

— Как не помнить. — Хасановна усмехнулась. — Вернулись гаврики и такой отчет написали, что вывели весь проект из-под крылышка Феликса Эдмундовича и перевели в непосредственное подчинение Рабкрину. В ОГПУ зачистку провели всех посвященных, а Рабкрину ненужных — в распыл. Да и сам Феликс долго не зажился после этого, через полтора месяца всего заказал Шопена…

— Молочка, говорят, несвежего выпил? — спросил, криво усмехаясь, Сильвестр.

— Может, и молочка, деталей не знаю. Потому как именно в те дни вторую экспедицию послали, на сверку данных. Но — не долетели товарищи наши до цели, и потом Шпац со Стрыйским вычислили, что упали они где-то году в восемьдесят третьем, поздней осенью или зимой. Искать их после пытались, да не нашли. Третью экспедицию только полтора года спустя сладили, к десятой годовщине Революции приурочили — ну и отправили, понятно, в две тысячи семнадцатый год… Один только вернулся живым, да и то скоро от инфлюэнцы сгорел. Но рассказать успел, что там голод, монархия и поповское засилье. Да… Ты, Сильвестр, не обижайся, говорю как есть.

Тот кивнул. Очень серьезно кивнул, без тени усмешки.

— Проект, понятно, запретили и материалы по нему уничтожили, сотрудников всех в расход пустили, один только Панкратов исчез. Долго его потом искали по всей стране, но — сумел укрыться от карающих органов…

— А сама? — тихо спросил Сильвестр.

— Я была секретным комиссаром Рабкрина, и меня санкциям подвергнуть мог только председатель товарищ Потапкин. Пришлось, конечно, некоторое время потрудиться на бумажном фронте, не без того, но потом вновь вернулась к живому делу: техником-электриком в лабораторию спецотдела ОГПУ к товарищу Гопиусу и профессору Барченко. Необыкновенно интересная работа была ими проведена в области некробиотики. Можно сказать, экспериментально доказано было существование души…

И тут меня будто качнуло какой-то волной.

— Хасановна! А эти парни в своем рапорте встречу с тобой отметили?

Она прервала на полуслове свой рассказ и посмотрела сначала на меня, потом на спящих.

— Нет… Скрыли, значит. Они вообще не упоминали об остановке в девяносто восьмом году. Вот ведь… уклонисты скользкие…

— Постой-постой-постой… Крис, который встречался с ними в будущем, не упомянул про все это, — я махнул рукой, как бы очерчивая круг, — они тоже не упоминают про встречу с нами… ладно, это можно объяснить какими-то конспиративными моментами, но — последняя-то экспедиция вернулась не из того будущего, в котором побывали они! А значит…

— Это значит, что все меняется, — тихо и медленно проговорила Ираида. — Я тоже это поняла, да не знала, как сказать. Но перемены происходят только от каких-то непрямых действий… наверное. От тех, которые целят совсем в другую сторону…

— Спокойно, — сказал я, помавая руками, — спокойно…

У меня был, наверное, идиотский вид. Но какой еще вид может быть у человека, которому показалось, что вот сейчас он все объяснит и все на свете поймет, — и показалось, и показалось, и еще раз показалось… А потом спряталось.

— Уточним, — сказал Сильвестр. Он допил виски, подошел к спящим, присмотрелся к ним и тронул за плечо Маркова. Тот распахнул глаза:

— Что?!

— Ш-ш…— приложил палец к губам Сильвестр. — Мы тут на коллизию наткнулись. Ну-ка, ответь: вы там, в будущем, последовательность исторических событий освоили?

— А как же. За этим и посылали нас…

— Была в две тысячи семнадцатом году монархия с поповским засильем?

— Да ну, что ты, батя! Нет, конечно. В семнадцатом власть была у Народного Конгресса во главе с генералом Расторгуевым… А что?

— Все нормально, боец. Спи дальше. Похоже на то, что гражданскую войну и интервенцию вы уже предотвратили. Не знаю, правда, как-

— Неужели — просто напугав этого клоуна? — привстала Ираида.

— Да какое тут может быть «спи»! -возмутился Марков. — Когда такое происходит!

— Ничего не происходит, — сказал я. — Умствования сплошные. Хасановна, на пару слов — приватно?

Мы вышли в боковой коридор — кафельный, полутемный, похожий на бесконечную душевую. И пахло здесь как-то похоже: дезинфекцией, сыростью и мылом.

— Этих ребят тоже пустили в распыл? — спросил я шепотом, поднося огонек к жуткой ее папиросе.

Хасановна покачала головой:

— Это они и есть — пропавшие. В восемьдесят третьем.

— То есть — это именно их искали тогда по баням и магазинам?

— Да.

— А — нашли?

— Вот этого я не знаю…

— До какого года просуществовал Рабкрин? Она мрачно усмехнулась: