Гиперборейская чума

— Шварц, — покорно сказала Хасановна.. — Дора Хасановна Шварц. Родилась в одна тысяча девятьсот восьмом году в Самарканде. Образование домашнее, высшее. В партии с двадцать четвертого. С января. В том же году, в феврале, прошла отбор и была зачислена в орготдел Раб-крина, в июне переведена в оперативный отдел на должность сотрудника. С декабря — комиссар оперотдела. В этом качестве с января двадцать пятого по декабрь двадцать седьмого исполняла роль лаборантки в «Лаборатории 5-зет». Затем курировала несколько программ Спецотдела ОГПУ. В тридцать четвертом году вернулась в орготдел и занималась общими вопросами обеспечения секретности перспективных исследований, а также теорией конспирации. С тридцать девятого по сорок третий находилась на нелегальном положении. В сорок третьем и сорок четвертом — в партизанах, с сорок пятого по сорок седьмой — в комиссии по реперсонализации. Затем до пятьдесят первого — секретарь комиссии по ликантропии. В пятьдесят первом осуждена по Ленинградскому делу, с этапа бежала и до пятьдесят восьмого вновь была на нелегальном положении — занималась мелиорацией в Узбекистане. С пятьдесят восьмого по шестьдесят четвертый возглавляла Первый отдел в Ташкентском НИИ синтетического волокна — на самом деле институт занимался кибернетикой, перспективными системами связи и проблемами государственного управления. Грохнули его вместе с Хрущевым… было такое московское «ОКБ-9бис», коллеги… большую телегу накатали, три папки вот такой толщины…

— Знакомое название, — сказала Ираида.

— Постой, племяшка, — отставил ее Коломиец— После. А дальше-то что было, Хасановна?

— Дальше я недолго проработала у Королева, светлая ему память, а потом восстановили Спецотдел и вспомнили обо мне, и я туда вернулась. Но уже только на общие вопросы обеспечения секретности. И вот — до девяносто второго…

Коломиец набычил голову.

— Понятно. Это понятно. Вы мне вот что скажите, Дора Хасановна… вопрос непростой, но все же: вам, получается, девяносто лет. Выглядите вы на семьдесят, а здоровья — молодые позавидовать могут. Это у вас природное?

— Вопрос поняла. Я связываю это с лекарством, которое принимала в пятьдесят седьмом после несчастного случая на рытье канала. У нас работал один ученый-таджик, Мурадов, бывший зэк. Он-то и спас мне жизнь, дав несколько капсул очень сильного стимулятора — «драконьей крови». Я выздоровела, хотя врачи поставили на мне крест. И до семидесяти лет вообще не чувствовала никаких изменений в организме.

— Вы виделись потом с этим Мурадовым?

— Да. Он даже некоторое время работал в нашем НИИ. Где-то через год его забрали в Москву.

— В «ОКБ-9бис», очевидно? — спросил Коломиец.

— Почему вы так решили, Евгений Феодосьевич?

— Потому что через несколько лет их директор необъяснимым образом помолодел…

Установилась некоторая тишина.

— Подождите, — вдруг задохнувшись, сказала Хасановна. — Я вспомнила. Я все думала, на кого похож этот вчерашний шаман. Если его подстричь…

— Мурадов? — подсказал Коломиец.

Хасановна кивнула.

— Никого не берет время…— Ираида вопросительно побарабанила пальцами по столу. — Перечисляю: Панкратов, шаман, директор Ященко… отчасти — Дора Хасановна…

— И я знаю еще одного, — сказал Коломиец задумчиво. — Чует мое сердце-вещун, что нам стоит с ним связаться…

Зазвонил телефон.

— Розыскное агентство «Аргус», — заученно произнесла Хасановна. — Говорите, пожалуйста, громче. Нет, он в отъезде. Я думаю, часа через три. По телефону? Нет, заказы мы принимаем только при личной явке. Таковы наши правила. Нет. Категорическое нет. До восьми вечера. Хорошо, я запишу…

Она что-то черкнула в блокноте, бросила трубку.

— Наглецы, — сказала она в пространство.

— Дядь Жень, — Ираида была настойчива, — ты глянь, как сплетается: нестареющий Панкратов, нестареющий шаман, действующая машина времени…

— Сплетается, племяшка, сплетается так, что уж и не разглядеть где и что, — тяжело сказал Коломиец. — Не расплести… Вот в чем дело. Не расплести. А рубить — и боязно, и нечем.

— Нечем? — тихо спросила Ираида.

— Забунтовали мои тимуровцы…— Коломиец криво усмехнулся. — Не ожидал такой плюхи.

— Выгнали тебя? — вдруг понял доктор.

Коломиец кивнул:

— Развод, раздел и распил имущества…

— И… никто?..

— Трое со мной ушли. Фантомас, Бурчало да Нинка-Впотьмах…

— Бурчало… это Павлик? Он же дежурил сегодня! — вспомнила Ираида. — Это он облез?

— Он самый. Но вот, видишь — решился продолжать… Зацепило его за живое. Эх, не думал я, что так меня высушат…

— Подожди, — сказал практичный доктор. — Что же у нас остается в результате деления?