Гиперион. Книги 1-5

Энея спокойно извлекла из рюкзака внушительный золотой слиток.

– Это вам для начала. Но не забывайте о своем истинном долге.

Коротышка поклонился, прижимая слиток к груди:

– Никогда не забуду, Та-Кто-Учит. Зря я, что ли, мучился, постигая язык мертвых?

– Просто берегите себя ближайшие несколько месяцев, – сказала Энея. – А потом, уверена, вы сможете позволить себе отправиться на любую планету, куда ни пожелаете.

– Я бы отправился туда же, куда и вы. – Первый раз на моей памяти он проявил свои чувства. – За это я отдал бы все свое богатство – прошлое, будущее, любое, какое можно придумать.

Я изумленно уставился на него. И тут у меня впервые зародилось подозрение, что, возможно, – да нет, точно! – многие апостолы Энеи не только преклоняются перед ней, но и чуточку в нее влюблены… Да, не каждый день услышишь подобное из уст коммерсанта!

Энея пожала ему руку:

– Берегите себя!

Когда мы вернулись, «Иггдрасиль» продолжали обстреливать. Его продолжали обстреливать до тех пор, пока Энея не перенесла нас из системы Тау Кита-Центра.

Город-планета Лузус ничуть не изменился: все те же ряды небоскребов-Ульев, поднимающихся над крытыми серыми металлическими каньонами. На Лузусе мы оставили Джорджа Цзаронга и Джигме Норбу. Коренастый, мускулистый Джордж (он плакал, обнимая Энею) вполне мог сойти за лузианина, но тощий и долговязый Джигме будет выделяться даже в огромных толпах Улья. Впрочем, на Лузусе гости с других планет не редкость, и хорошим мастерам тут нетрудно устроиться, были б деньги. Увы, Лузус – одна из немногих планет Священной Империи, вернувшихся к универсальным кредитным карточкам, а кредитных карточек у Энеи не было.

Однако буквально через несколько минут после того, как мы вышли из пустынных коридоров Трущобного Улья, к нам приблизились семеро в красных одеждах. Я шагнул вперед, заслонив собой Энею. Но незнакомцы и не думали нападать. Они опустились на колени прямо на грязный пол, склонили головы и тихо запели:

БЛАГОСЛОВЕННА БУДЬ
БЛАГОСЛОВЕННА БУДЬ ДАРИТЕЛЬНИЦА
НАШЕГО СПАСЕНИЯ
БЛАГОСЛОВЕННА БУДЬ ДЛАНЬ
НАШЕГО ИСКУПЛЕНИЯ
БЛАГОСЛОВЕННА БУДЬ ДИТЯ
НАШЕГО ПРИМИРЕНИЯ
БЛАГОСЛОВЕННА БУДЬ.

– Культ Шрайка, – тупо произнес я. – А я думал, их всех истребили во время Падения.

– Мы предпочитаем, чтобы нас называли Церковью Последнего Искупления, – сказал старший, поднимаясь с колен и почтительно глядя на Энею. – И – нет… нас не истребили, как вы изволили выразиться… нас загнали в подполье. Приветствую тебя, Дочь Света. Приветствую тебя, Невеста нашего Создания.

Энея раздраженно покачала головой:

– Ничья я не невеста, епископ Дерейн. Этих двоих, пришедших со мной, я вверяю вашей защите на ближайшие десять месяцев.

Епископ в красном склонил лысую голову.

– Как и сказано в пророчествах, Дочь Света.

– Да не в пророчествах, – поправила Энея, – в обетованиях.

Обернувшись, она в последний раз обняла Джорджа и Джигме.

– Мы еще увидимся, учитель? – спросил Джигме.

– Этого я обещать не могу. Но обещаю, что, если это будет в моей власти, я дам о себе знать.

Сырыми коридорами мы вернулись в пустой зал Трущобного Улья, чтобы никто не увидел нашего чудесного возвращения и в плодородную почву Культа Шрайка не упало новое зерно.

На Цингао-Чишуан Панне мы попрощались с далай-ламой и его братом Лобсангом Самтеном. Лобсанг плакал, первосвященник – нет.

– Местный диалект китайского просто ужасен, – пожаловался далай-лама.

– Они поймут вас, Ваше Святейшество, – сказала Энея. – И услышат.

– Но мой учитель – вы! – чуть ли не с гневом бросил парнишка. – Как я смогу учить их без вашей помощи?

– Я помогу. Постараюсь помочь. А остальное – ваша работа. И их.

– Но нам можно причастить их? – спросил Лобсанг.

– Если они сами попросят. – Энея обернулась к далай-ламе: – Вы благословите меня, Ваше Святейшество?

– Это я должен просить о благословении, учитель, – улыбнулся мальчик.

– Пожалуйста, – попросила Энея, и снова я услышал в ее голосе безмерную усталость.

Далай-лама склонил голову, прикрыл глаза и произнес:

– Это из «Кунту Сангпо», что открылось в видении моему тертону[118] в его предыдущем воплощении…