Гипно Некро Спам

Он помнил, что у неё были большие красивые сиськи с большими красивыми сосками. Что с гондонами ей не нравилось. Что после того, как кончала, у неё сводило пальцы ног. Если не врала. Он вдруг подумал, что ни разу не слышал её голоса по телефону. Что они никогда не звонили друг другу. Трахались везде, где приспичило, во всех позах, которые могли придумать, а по телефону ни разу не разговаривали. Почему? Ади не мог вспомнить. Ещё однажды в метро на эскалаторе он вдруг понял, что вертит головой. Шарит глазами. Сканирует толпу. И вдруг осознаёт: пахнет ей. От какой-то женщины, едущей сейчас на этом же эскалаторе (вверх? вниз?) пахнет точно так же, как и от неё. У Ади тогда встал член. Сейчас – тоже.

У него непрерывно стояло, пока они сидели в том кафе, в какой-то гостинице, при каком-то аэропорте. С её мужем.

Мужа звали Виталик.

Муж обращался к ней «Зая» и «Солнце».

Ади не называл её никак.

Он не помнил, как её зовут.

Вообще. Ни фамилии. Ни имени. Ни прозвища.

Он помнил сиськи, гондоны и духи.

– Что ж за год-то такой… – сказал Ади вслух. Он стоял перед зеркалом.

Обнаружил, что держит в руке наполовину истлевшую сигарету. Когда прикурил? Зачем?

Смял окурок в пепельнице. Смотрел, как он, плохо затушенный, отправляет тоненький столбик дыма к потолку.

Он не помнил, как её зовут.

Вообще.

Ни фамилии. Ни имени. Ни прозвища… Вроде бы у неё была подруга с дефектом речи?.. С таким… С интересным… Лиля?.. Или это не у неё?.. А мама у неё, вроде, была старенькая совсем… И брат очень взрослый… Или брата не было?..

Тот период жизни отсутствовал в памяти большими кусками. «Неудивительно, – мрачно подумал Ади, – так бухать…».

Мужа её звали Виталик.

Муж называл Её «Зая» и «Солнышко». Один раз «Солнце».

Ади во время всей той встречи не называл её никак. Он тупо не мог вспомнить, как зовут эту тёлку.

А она помнила.

Встретились, действительно, случайно. Она держала мужа под руку, одетая в аккуратный бежевый костюм: юбка до коленa и короткий жакет.

– Привет.

– Привет… – сразу же ответил он. Узнал с первого взгляда.

– Познакомьтесь, – она указала на мужчину, за предплечье которого держалась левой рукой:

– Мой супруг Виталий…

Пожали друг другу руки.

– Виталий… – сказала она, – познакомься с Дмитрием.

Заскрипел зубами тогда.

Заскрипел зубами сейчас, снимая стружку пожелтевшей от никотина эмали.

– С Дмитрием… – произнёс, хрипло глядя в свои зрачки так пронзительно, как может смотреть в глаза только их собственный обладатель:

– Что ж за год-то такой, да?..

Из своих тридцати – двадцать лет Адольф Кейль звался Дмитрием Петровым.

В день его двадцатилетия мать сообщила ему, что его настоящий отец – этнический немец.

Вот так вот живёшь себе всю сознательную жизнь Димой Петровым, а в двадцать узнаёшь, что твой Настоящий Отец – другой мужчина. Потомок сосланных много лет назад в Казахстан. А тот, кого ты всю жизнь считал отцом, – какой-то тебе, получается, дядя Коля.