Гипнос

Она детско хмурила брови под своей спортивной шапкой, заломленной на затылке, как у настоящей уличной хулиганки. Она пахла корицей и ментолом — от кофейни, в которой работала, и сигарет, которые курила. Арнелла с подозрением смотрела вокруг крупными карими глазищами и выпускала дым через нос. Пока мы шли, мы говорили открыто и без смущения первого знакомства. Как будто мы уже давно вот так ходили и говорили. Это происходило потому, что Джуджион сблизил нас. События, пережитые там, сплотили меня с Арнеллой. Мы оба знали, что здесь мы можем полагаться друг на друга, как и там. Мы мыслили вровень, ощущали одни и те же эмоциональные колебания от фраз и соображений, проявляющихся в разговоре. Я был уверен, что никогда и ни с кем не дискутировал так развёрнуто и много. Остальные собеседники казались мне далекими от моей точки зрения, от ее подноготной. Были неспособными разделить и развить действительно волнующие и важные темы. А Арнелла могла. И делала это не задумываясь, следуя тому же течению мысли, что и я. Джуджион сделал незнакомцев родственными душами.

Мы пришли к ней домой и быстро разделись. Быстро и неудобно, застревая в штанинах и путаясь в тонкости ее белья. Но неудобство не смутило ни меня, ни ее, потому что мы пришли не затем, чтобы красиво раздеться, а чтобы перевести неосязаемую близость в физический эквивалент. Арнелла была решительна и нежна. Я вспоминал о ее поцелуе с девушкой-мясником, которой она откусила язык, и мне было стыдно за то, что меня возбуждала память об этом. Арнелла, скорее всего, разделяла мое возбуждение и мой стыд, но это распаляло ее ещё сильнее, и она прикусывала мой язык. Напоминала. Ей было трудно достигнуть оргазма, но когда это произошло, она сдалась окончательно. Она стала хрупка и практически транслюцента — всего на несколько минут, но я видел, как вся ее защитная хулиганскость отступила. Почти утром мы вышли на стонущий от холода балкон. Немного поговорили о вечности блаженной зимы, о ее блаженной вечности и вернулись в местами влажную — будто подтаивающую — постель. Я думал о том, что когда-нибудь попрошу Арнеллу сделать несколько обнаженных фотографий в зеркале. И больше в таких фотографиях меня возбудило бы то, что они неизменны, как явление, чем силуэтные очертания женского тела. Но я мог позволить себе реагировать на такую дешевую и некультурную эротичность, потому что Арнелла совсем не глупа.

«⁃ Я никак не могу определить, — сказала она, — какой исход после попадания в автокатастрофу лучше: остаться живым инвалидом или умереть сразу».

Я невольно представлял, как Арнелла делает обнаженную силуэтную фотографию в инвалидной коляске. Не дождавшись от меня ответа, она сказала: «Скоро придёт Оскар». Оскар Браун был онейрологом и проводил когнитивную терапию — тем самым помогал Арнелле избавиться от кошмаров. Она выпила снотворное, попросила меня сварить кофе и открыть замок входной двери. Оскар появился точно в назначенное время. Он вошёл сам. Разувшись до голых ступней, он ходил вокруг Арнеллы точно по хрупкому пресному льду и носил в руках чашку с невыносимо горячим кофе, сваренным мной.

⁃ Ты останешься с ней, если она станет недееспособной? — Спросил Оскар.

⁃ Есть риск, что она станет калекой?

⁃ Гипотетически.