Надо сказать, что Индия считается, — и совершенно справедливо, — одним из древнейших цивилизованных государств мира. Искусство ее можно рассматривать, как нечто совершенно своеобразное и самостоятельное. Рано ли, поздно ли оно, конечно, имело соприкосновение с искусством соседних стран, но влияние это отразилосьтак слабо, что не могло нарушить той оригинальности, которая составляет его сущность. И действительно, гондспурский храм являлся лучшим образцом индийской архитектуры. Внутренность его представляла продолговатый прямоугольник, заканчивающийся полукругом и разделенный колоннами на три нефа или придела. Колонны эти, как и сам храм, высечены из скалы и замечательны по красивой и интересной обработке. Они имеют вид восьмигранных стержней, поставленных на высокие шарообразные базы, и заканчиваются капителями в виде опрокинутой корзины, на которой группируются фантастические фигуры. Стены сверху до низу украшены барельефами, изображающими необыкновенных животных с человеческим корпусом, слонов громадных размеров, коршунов с распростертыми крыльями, грозных кшатриев или воинов, и женщин с прелестными формами их полуобнаженного тела.
Но что было замечательно в этих орнаментах, столь разнообразных по своей оригинальности, с чем не могли сравняться по тонкости работы фигуры из камня, — это чудные панно из сандалового дерева, то здесь, то там встречающиеся на стенах и колоннах вперемешку с вышеописанными барельефами. Панно из этого драгоценного дерева свидетельствовали о безмерном богатстве святилища этого храма, затерянного в непроходимых лесах и на первый взгляд настолько превратившегося в руину, что даже нельзя было подозревать о существовании такого бесценного материала для туристов и, в особенности, для археологов. И все это было добровольным пожертвованием поклонников богини Кали! Не странно ли, что туги, прозванные «душителями», озверевшие под влиянием жертвоприношений своей кровожадной богине, украшают свой храм произведениями б имеющими художественную художественной ценность?
Насколько любовь к прекрасному сильна в сердцах людей!
Однако, все украшения, как барельефы, так и панно со своими фантастическими фигурами до того почернели от времени, что придавали какой-то зловещий отпечаток этой и без того мрачной постройке.
Через определенные промежутки в стенах быливделаны бронзовые кольца, в которые втыкались смоляные факелы. Их красноватое колеблющееся пламя озаряло напряженную толпу. Впрочем, кроме факелов, в некоторых местах с высокого потолка на длинных, когда-то позолоченных цепях, свешивались лампы, наполненные пальмовым или кокосовым маслом.
В крыше было большое квадратное отверстие, через которое можно было видеть небо, теперь прояснившееся и усеянное звездами. Через это отверстие дым свободно выходил наружу. Но, несмотря на такое роскошное, — по мнению туземцев, — освещение, в храме царил полумрак, в особенности по углам и в боковых нефах, где человеческие глаза погружались в совершенную тьму.
Присутствующие теснились около стен, оставляя свободным центральный неф, почти вдвое больший, чем остальные. Эта часть храма отделялась от других с одной стороны массивной двустворчатой дверью из бронзы, а с другой — чем-то вроде амвона, на который вели семь ступеней, сделанных из яшмы. На амвоне была ниша, задернутая в этот момент занавеской, шитой шелком и золотом. Посредине этого обширного прямоугольника возвышался, почти в человеческий рост, столб из цельного дерева, плохо обтесанный и испещренный глубокими полосами будто по нему рубили острым топором. Между этим столбом и ступенями из яшмы стоял треножник с мерцающим голубоватым пламенем. В треножнике горела какая-то неизвестного состава жидкость. И только один человек находился в этой обширной части храма, и этим человеком был верховный жрец Тиравалювер.
Очень величественный, с длинной белой бородой, нисподавшей шелковистыми волнами на грудь, на которой висела усыпанная драгоценными камнями какая-то звезда странной формы, чудно блестевшая при свете факелов. Тиравалювер стоял, лицом к толпе, простирая над ней свои руки.
Туги — лазутчики, разсеянные в окрестностях храма, возвратились, — и таинства Нирваны могли начаться без помехи. Прежде всего приступили к жертвоприношению. Верховный жрец ударил в бронзовый гонг, и тотчас трое аколитов [Аколит — низшй церковный служитель] отделились от толпы и принесли ему черного ягненка со связанными ногами, на голове которого был укреплен венок из ярких цветов. Этот ягненок должен был служить жертвой примирения между людьми и божеством.
На обширном пьедестале, примыкающем к одному из боковых нефов, а также к левому, возвышался идол, или скорее группа идолов отвратительного вида.