В моем собственном трансе вода перед ней была то бурой, то серой. Лицо оставалось в тени, губы плотно сжаты, между бровями пролегла глубокая морщина, но взгляд оставался непроницаемым. Я думал, с чего начать. Откровенно говоря, я совсем мало знал о ней. В журнале Ларса Ульсона не было почти ничего о ее прошлом. Приходилось действовать вслепую, и я решил пойти на хитрость. Часто оказывалось, что ощущение покоя и радости быстрее всего приводит к сути проблемы.
— Эва, вам десять лет, — сказал я и обошел стулья, чтобы видеть ее лицо.
Ее грудь едва поднималась, Эва спокойно и мягко дышала диафрагмой.
— Вам десять лет. Сегодня прекрасный день. Вы рады. Чему вы радуетесь?
Эва сладко вытянула губы трубочкой, улыбнулась самой себе и сказала:
— Мужчина танцует в луже и брызгается.
— Кто танцует?
— Кто?
Она немного помолчала.
— Мама говорит — Джин Келли.
— А, так вы смотрите «Поющие под дождем»?
— Мама смотрит.
— А вы — нет?
— Смотрю, — улыбнулась она и прищурилась.
— И вам радостно?
Эва опустила подбородок в медленном кивке.
— Что происходит?
Я увидел, как ее лицо склоняется к груди. Вдруг ее губы шевельнулись в странной улыбке.
— У меня большой живот, — еле слышно проговорила она.
— Живот?
— Я вижу, что он ужасно большой. — В ее голосе послышались слезы.
Рядом с ней, раздувая живот, дышал Юсси. Краем глаза я заметил, что его губы шевелятся.
— Вороний замок, — прошептал он в легком гипнозе. — Вороний замок.
— Эва, послушайте меня, — продолжал я. — Вы можете слышать всех, кто есть в этой комнате, но только мой голос вы должны слушать. Не обращайте внимания на то, что говорят другие, слушайте внимательно только мой голос.
— Ладно, — ответила она с выражением удовольствия на лице.
— Вы знаете, почему у вас большой живот? — спросил я.
Эва молчала. Я смотрел на нее не отрываясь. Ее лицо стало серьезным, беспокойным, взгляд обращен в какие-то мысли, воспоминания. Внезапно у нее сделался такой вид, будто она пытается сдержать улыбку:
— Не знаю.
— А я думаю — знаете, — сказал я. — Но не будем вас торопить. Не думайте пока об этом. Хотите смотреть телевизор дальше? Я последую за вами, все последуют за вами, на протяжении всего пути, независимо от того, что произойдет — обещаю. Мы дали вам честное слово, можете положиться на нас.
— Я хочу в вороний замок, — прошептала она.
Я подумал: что-то пошло не так, пока я вел обратный отсчет и внушал представление о ведущей вниз лестнице. А сам погружался в тепловатую воду, медленно опускаясь вдоль скалы, все глубже и глубже.
Эва Блау подняла подбородок, облизнула губы, всосала щеки и прошептала:
— Я вижу, как они забирают какого-то человека. Просто подходят и забирают.
— Кто забирает человека? — спросил я.
Эва прерывисто задышала. Лицо потемнело. Коричневая вода перед ней помутнела.
— Мужчина с хвостом, он подвешивает маленького к потолку, — простонала она.
Я увидел, как она одной рукой схватилась за трос с колышущимися водорослями, ноги медленно двигались, словно она гребла на байдарке.
Почти до обморока резко я вырвался из гипноза. Я понял, что Эва блефует, что она не под гипнозом. Я не понимал, откуда я это знаю, но был в этом уверен. Она защитилась от моих слов, блокировала внушение. Разум хладнокровно шептал мне: она лжет, она ни на секунду не погружалась в транс.
Я смотрел, как она раскачивается на стуле взад-вперед.
— Мужчина тащит и тащит маленького человека, тащит так жестоко…
Вдруг Эва встретилась со мной взглядом и затихла. Рот растянулся в ухмылке.
— Ну как? — спросила она.
Я не ответил. Просто стоял и смотрел, как она встает, снимает пальто с крючка и спокойно выходит из комнаты.
Я написал на бумаге «Вороний замок», завернул в нее пленку номер четырнадцать и обмотал резинкой. Вместо того чтобы, как обычно, отправить ее в архив, я забрал ее с собой в кабинет. Хотелось подумать над ложью Эвы Блау и своей собственной реакцией. Однако уже в коридоре я понял, что именно было не так: Эва продолжала контролировать мимику, она пыталась быть приятной, ее лицо не стало бессмысленным и непонимающим, как у тех, кто впал в транс. Погруженный в гипноз человек может улыбаться, но не обычной, а сонно-расслабленной улыбкой.
Когда я подошел к кабинету, возле двери меня ждала давешняя молоденькая стажерка. Я стал судорожно вспоминать, как ее зовут: Майя Свартлинг.
Мы поздоровались, и не успел я отпереть дверь, как она сказала:
— Простите, что я такая навязчивая, но часть моей диссертации построена на вашем исследовании. Так что не только я, но и мой руководитель хотели бы, чтобы сам объект принял участие.
Она серьезно посмотрела на меня. Я ответил:
— Понимаю.
— Ничего, если я задам несколько вопросов? — сказала она наконец. — Кое-что спрошу?
На мгновение она стала похожа на маленькую девочку: хитрая, но неуверенная в себе. Глаза очень темные, отливают черным на фоне необычайно светлой кожи. Красиво причесанные волосы блестели, заплетенные короной. Старомодная прическа, но Майе она была к лицу.
— Можно? — тихо спросила она. — Вы даже не представляете, какая я могу быть надоедливая.