Гипнотизер

Мне было легко говорить с Майей, почти подозрительно легко. Она, не будучи специалистом, хорошо разбиралась в теме, задавала разумные вопросы и оказалась великолепным слушателем.

— А Марек Семиович? Как с ним? — спросила она и покосилась на ручку.

— Вы уже знаете о его прошлом. Он приехал сюда как беженец в разгар войны в Боснии, а залечить ему помогли только физические раны.

— Так.

— Он интересен для моего исследования, хотя я все еще не понял до конца, что с ним произошло. Когда я погружаю его в глубокий гипноз, он всегда попадает в одну и ту же комнату, вспоминает одно и то же: его заставляют мучить знакомых, мальчишек, с которыми он когда-то играл, — а потом что-то происходит.

— Под гипнозом?

— Да. Он отказывается идти дальше.

Майя что-то записала, полистала блокнот и подняла глаза.

Я решил не рассказывать о Лидии — как она соскользнула со стула под гипнозом. Вместо этого я начал излагать свои мысли о том, что свободная воля в гипнозе ограничена только неспособностью человека лгать самому себе.

Время шло, стало вечереть. Коридор за дверью моего кабинета был тихим и пустынным.

Майя сложила вещи в портфель, затянула шаль на шее и встала.

— Время пролетело незаметно, — извиняющимся тоном сказала она.

— Спасибо за беседу, — ответил я и протянул ей руку.

Майя поколебалась, но потом спросила:

— Можно вечером пригласить вас на стаканчик?

Я поразмыслил. Симоне с подружками отправится в Народную оперу на «Тоску» и вернется домой поздно. Беньямин спал у деда, а сам я собирался весь вечер работать.

— Не исключено, — ответил я с ощущением, будто делаю что-то противозаконное.

— Я знаю одно местечко на Рослагсгатан, — сказала Майя. — Называется «Петерсон-Бергер», там очень скромно, но ужасно приятно.

Я просто ответил: «Идет», — взял куртку, погасил в кабинете свет, вышел и запер дверь.

Мы прокатились на велосипедах мимо Хагаперкена, вдоль Бруннсвикена и спустились к Нортуллю. Улицы были почти пустыми. Времени — не больше половины восьмого. Весна дрожала в деревьях, в светлых голосах птиц.

Мы поставили велосипеды напротив маленького парка у старой таверны «Клаэс по Хёрнет». Войдя в ресторан и встретив приветливый взгляд хозяйки, я заколебался. Следует ли мне быть здесь? Что отвечать, если Симоне позвонит и спросит, чем я занимаюсь? Неприятное чувство нахлынуло и прошло. Майя — коллега, мы хотим продолжить наш разговор. Все равно Симоне сегодня вечером нет дома. Наверное, сейчас она с подругами как раз пьет вино в Народной опере.

У Майи был мечтательный вид. Я не понимал, что она вообще делает здесь со мной. Ослепительно красивая, юная, открытая. Я как минимум лет на пятнадцать старше ее и женат.

— Обожаю их куриный шашлык с кумином, — сказала она и пошла вперед, к столу в дальней части зала.

Мы сели, и к нам тут же подошла женщина с кувшином воды. Майя подперла щеки руками, посмотрела на стакан и тихо сказала:

— Если нам надоест, можно поехать ко мне домой.

— Майя, вы что, кокетничаете со мной?

Она засмеялась, и ямочки на щеках стали глубже.

— Мой папа всегда говорил, что я такой уродилась. Невыносимая, говорил, кокетка.

Я понял, что ничего не знаю о ней — о ней, явно глубоко изучившей все, что я делал.

— Ваш отец тоже был врачом? — спросил я.

Она кивнула:

— Профессор Ян Э. Свартлинг.

— Нейрохирург? — впечатлился я.

— Или как там называется, когда кто-то копается в чужих мозгах, — горько ответила Майя.

В первый раз улыбка исчезла с ее лица.

Принесли заказанное. Ситуация все больше раздражала меня, я пил слишком быстро и заказал еще вина. Меня словно нервировали, лишали уверенности в себе взгляды официантов, их явная убежденность в том, что мы — парочка. Я опьянел, не глядя подписал счет, сгреб чек и промахнулся мимо корзины для бумаг в гардеробе. На улице, в теплом вечернем воздухе, я вознамерился ехать домой. Но Майя махнула на какую-то дверь и спросила, не хочу ли я подняться, посмотреть, как она живет, и выпить чашку чаю.

— Майя, — сказал я, — вы невыносимы, ваш папа был совершенно прав.

Она фыркнула и взяла меня под руку.

В лифте мы стояли очень близко друг к другу. Я не мог оторвать глаз от ее полных улыбающихся губ, жемчужно-белых зубов, высокого лба и блестящих черных волос.

Она заметила это и осторожно погладила меня по щеке; я наклонился, собираясь поцеловать ее, но тут лифт дернулся и остановился.

— Пошли, — прошептала Майя и открыла дверь.

Квартира у нее была маленькая, но очень уютная. Стены покрашены приятной голубой краской, на единственном окне белые льняные шторы. Кухонный уголок новенький, с белой клинкерной плиткой на полу и небольшой современной газовой плитой. Майя прошла на кухню, и я услышал, как она открывает бутылку вина.

— Я думал, мы будем пить чай, — заметил я, когда она вошла с бутылкой и двумя бокалами в руках.

— Вино полезнее для сердца.

— Тогда ладно. — Я взял у нее бокал, и вино выплеснулось мне на руку.

Майя вытерла мне руку кухонным полотенцем, села на узкую кровать и откинулась назад.

— Приятная квартира, — сказал я.

— Так странно, что ты здесь, — улыбнулась она. — Я так долго восхищалась тобой…