Гипнотизер

— Он поднимается, ему тяжело стоять, член сморщился, ноги дрожат. Он трясется, просит прощения, говорит, что не сделал ничего плохого. Я подхожу, смотрю на его зубы, все в крови, и даю ему сильный разряд в шею. Он сучит ногами, дергается с выкаченными глазами, несколько раз бьется головой о стену, ноги подергиваются. Я хохочу. Он сползает по стене вдоль перил, кровь течет изо рта. Скорчился на одеялах в углу. Я улыбаюсь ему, наклоняюсь, даю новый разряд, но тело просто подскакивает, как свиная туша. Я кричу в дверь, что веселье кончилось, но они входят со старшим братом этого парня, я его знаю, мы работали вместе год на «Алюминии», фабрике в…

Марек замолчал, его подбородок вздрагивал.

— Что происходит теперь? — тихо спросил я.

Он немного посидел молча, потом снова заговорил:

— На полу зеленая трава, я больше не вижу парня из Мостара — там только травянистый холмик.

— Разве это не странно? — спросил я.

— Не знаю, может, и странно, но я больше не вижу комнаты. Я на улице, иду по летнему лугу, трава под ногами мокрая и холодная.

— Вам хочется вернуться в тот большой дом?

— Нет.

Я осторожно вывел пациентов из транса, проследил, чтобы к началу обсуждения они хорошо себя чувствовали. Марек вытер слезы со щек и потянулся. Под мышками у него расплылись большие пятна пота.

— Меня заставили, это все их штуки… Они заставляли меня мучить моих старых друзей, — сказал он.

— Мы знаем, — успокоил я его.

Марек посмотрел на нас робким ищущим взглядом.

— Я смеялся потому, что мне было страшно. Я не такой, я не опасный, — прошептал он.

— Никто вас не осуждает, Марек.

Он опять потянулся и взглянул мне в глаза. На лице появилось заносчивое выражение.

— Я делал ужасные вещи, — сказал он, почесал шею и заерзал.

— Вас заставляли.

Марек всплеснул руками:

— Где-то меня так переклинило, что я хочу вернуться в этот дом.

— Это правда?

— Ну черт, — заныл он, — я просто так сказал. Я не знаю, ничего не знаю.

— Думаю, что ты все прекрасно помнишь, — неожиданно вмешалась Лидия, мягко улыбаясь. — Почему ты не хочешь рассказать об этом?

— Заткнись! — крикнул Марек и шагнул к ней с поднятым кулаком.

— Сядьте, — велел я.

— Не кричи на меня, Марек, — спокойно сказала Лидия.

Он встретился с ней глазами и остановился.

— Извини, — произнес он с неуверенной улыбкой, пару раз провел ладонью по темени и снова сел.

Во время перерыва я стоял с кружкой кофе в руках и смотрел в выставленное окно. День был темный, в воздухе тяжело висел дождь. В комнату задувал холодный ветер, неся с собой слабый запах листьев. Мои пациенты начали рассаживаться в большой комнате терапии.

Эва была с головы до ног одета в синее, узкие губы она накрасила голубой помадой, а ресницы — синей тушью. Она, как обычно, выглядела беспокойной, без конца то набрасывала на плечи кофту, то снимала ее.

Лидия разговаривала с Пьером; он слушал, а его глаза и рот подергивались в болезненном тике.

Марек повернулся ко мне спиной. Его мускулы культуриста перекатывались под одеждой, пока он искал что-то в своем рюкзаке.

Я поднялся и махнул рукой Сибель, которая тут же затушила сигарету о подошву и сунула окурок в пачку.

— Давайте продолжим, — сказал я и подумал, что надо сделать еще одну попытку поработать с Эвой Блау.

Лицо Эвы Блау было напряженным, губы, крашенные голубой помадой, растянуты в вызывающей улыбке. Я внимательно следил за ее манипулятивной податливостью. Эва не хотела чувствовать, что ее к чему-то принуждают, но я придумал, как дать ей понять, что гипноз — дело добровольное. Ей надо было помочь расслабиться и начать погружение.

Когда я сказал участникам группы, чтобы они уронили подбородок на грудь, Эва немедленно отреагировала широкой улыбкой. Я начал обратный счет, спиной ощутил падение, почувствовал, как вода сомкнулась надо мной. При этом не спускал с Эвы глаз. Она искоса поглядывала на Пьера и пыталась дышать в такт с ним.

— Вы медленно погружаетесь, — говорил я. — Глубже, ниже, вы расслабляетесь, чувствуете приятную тяжесть.

Я зашел за спину пациентам, посмотрел на их бледные шеи и круглые спины, остановился возле Эвы и положил руку ей на плечо. Не открывая глаз, она медленно подняла лицо и слегка надула губы.

— Теперь я обращаюсь только к вам, Эва, — сказал я. — Я хочу, чтобы вы расслабились, но при этом бодрствовали. Вы будете слушать мой голос, когда я стану говорить с группой, но не погрузитесь в гипноз, вы ощутите то же спокойствие, то же приятное погружение, но останетесь в сознании.

Плечо под моей рукой обмякло, и я продолжил:

— Теперь я снова обращаюсь ко всем. Слушайте меня. Я буду называть цифры, и с каждой цифрой мы будем все больше погружаться в расслабленное состояние. Но вы, Эва, последуете за нами только в мыслях. Вы останетесь в сознании, будете бодрствовать.