Гипнотизер

Я вернулся на свое место, продолжая считать; сел на стул перед группой и увидел бессмысленное лицо Эвы. Она выглядела совсем по-другому. Трудно было поверить, что это один и тот же человек. Нижняя губа отвисла, влажная розовая кожица контрастировала с голубой помадой, женщина глубоко дышала. Я ушел в себя, ослабил хватку и стал погружаться в воду, наполняющую темную лифтовую шахту. Мы находились на затонувшем корабле или в затопленном доме. Ногами я ощутил поток прохладной воды. Мимо пронеслись пузырьки воздуха и обрывки фукуса.

— Продолжаем, глубже, спокойнее, — осторожно призывал я.

Минут через двадцать мы уже стояли глубоко под водой на гладком стальном полу. Одиночные ракушки прицепились к металлу. Там и тут виднелись небольшие скопления водорослей. Белый краб вылез на плоскую поверхность. Группа стояла передо мной полукругом. Лицо Эвы было бледным, со странно отсутствующим выражением. Серый водяной свет ходил волнами по ее щекам, зеркальный, текучий.

Расслабленное, ее лицо казалось совсем открытым и почти монашеским. На безвольно приоткрытых губах появились пузырьки слюны.

— Эва, я хочу, чтобы вы говорили спокойно и задержались на том, что видите.

— Ладно, — пробормотала она.

— Расскажите нам, где вы находитесь? — начал я.

У Эвы вдруг стал странный вид. Словно ее что-то страшно поразило.

— Я на дороге. Иду по мягкой тропинке с сосновой хвоей и длинными шишками, — прошептала она. — Наверное, я подойду к байдарочному клубу и загляну в заднее окно.

— И вы подходите?

Эва кивнула и надула щеки, как сердитый ребенок.

— Что вы видите?

— Ничего, — быстро и решительно ответила она.

— Ничего?

— Только одну мелочь… как я пишу школьным мелком на асфальте возле почты.

— Что вы пишете?

— Так, чепуху.

— Вы ничего не видите в окне?

— Нет… только какого-то мальчика, я смотрю на мальчика, — пробормотала она. — Он лежит в узкой кроватке, на диване. Мужчина в белом махровом халате ложится на него. Это так красиво. Мне нравится смотреть на них, мне нравятся мальчики, я хочу заботиться о них, целовать их.

У Эвы задергался рот, глаза перебегали с одного участника группы на другого.

— Я не была под гипнозом, — сказала она.

Я ответил:

— Вы расслабились, это действует так же хорошо.

— Нет, это подействовало плохо, я вовсе не думала, о чем говорю. Просто говорила что придется. Я все выдумала.

— Никакого байдарочного клуба не существует?

— Нет, — резко ответила она.

— Мягкая тропинка?

— Я ее придумала, — пожала она плечами.

Было ясно: Эву беспокоит, что ее загипнотизировали, что она описала что-то, с чем имела дело в действительности. Эва Блау была человеком, который иначе ни за что не рассказал бы, какой он на самом деле.

Марек тихо сплюнул в ладонь, заметив, что Пьер смотрит на него. Пьер покраснел и быстро отвел глаза.

— Я никогда не творила никаких глупостей с мальчишками, — громко проговорила Эва. — Я хорошая, я хороший человек, дети меня любят. Я бы с удовольствием побыла детской няней. Лидия, вчера я ходила к твоему дому, но не решилась позвонить.

— Больше этого не делай, — тихо сказала Лидия.

— Чего?

— Не приходи ко мне домой.

— Ты можешь положиться на меня, — продолжала Эва. — Мы с Шарлотте — лучшие подруги. Она готовит мне еду, а я собираю цветы, она может поставить их на стол.

У Эвы дернулся рот, когда она снова повернулась к Лидии:

— Я купила игрушку твоему мальчику, Касперу. Пустячок, такой смешной вентилятор, он похож на вертолет — можно дуть на себя пропеллером.

— Эва, — мрачно произнесла Лидия.

— Она совершенно безопасная, она никак не поранит, честное слово.

— Не ходи ко мне домой, — сказала Лидия, — слышишь?

— Не сегодня, нет. Сегодня я пойду к Мареку, потому что уверена — ему нужна компания.

— Эва, ты слышала, что я сказала?

— И вечером я не успею, — улыбнулась Эва в ответ.

Лидия побледнела, ее лицо сделалось строгим. Она встала и торопливо вышла из комнаты. Эва со своего места проводила ее взглядом.

Я пришел раньше Симоне. За столиком со стеклянной табличкой с нашими именами было пусто. Я сел и подумал, не заказать ли пока выпить. На часах десять минут восьмого. Я сам заказал столик в ресторане «Констнешбарен», на Смоландсгатан. Сегодня мой день рождения, у меня было хорошее настроение. Мы с женой теперь редко успевали куда-нибудь выбраться: она была занята своей галереей, я — своим исследованием. Если нам удавалось провести вечер вместе, мы предпочитали остаться на диване, с Беньямином, посмотреть кино или сыграть в видеоигру.

Я побродил взглядом по какофонии настенных картин: маленькие, загадочно улыбающиеся мужчины и пышные женщины. Стены расписали после вечера встречи, устроенного Клубом художников на верхнем этаже. Над росписью потрудились Грюневальд, Четэм, Хёгфельдт, Веркместер и другие крупные модернисты. Симоне наверняка знала, как это происходило. Я улыбнулся, представив себе, какую лекцию она бы мне прочитала о том, как эти почтенные мужи оттесняли коллег-женщин.