Разъяснив Гермогену, что свойства челнока и бурава определяются природой той работы, для которой они предназначены (ткать, буравить), и что создатели этих орудий имеют это в виду, когда воплощают их образ в дереве или железе, Сократ утверждает, что имена свойственны вещам от природы, а роль законодателя состоит лишь в том, чтобы видеть образы этих имен и воплощать их в буквы и слоги. Здесь Сократ, во-первых, ушел от собственной аналогии, по которой выходило бы, что имена должны соответствовать той работе, для которой они предназначены, т.е. говорению, и, во-вторых, не объясняет, каким образом законодателю становится известен образ имени, которое независимо от него присуще вещам.
Слова Сократа о том, что если законодатель хочет быть настоящим уотановителем имен, то он должен уметь создавать и устанавливать все имена, явно предназначены для того, чтобы вызвать недоумение читателя: ведь чтобы установить все имена, законодатель прежде должен познать сущность всех вещей и соответствующие образы имен, что, конечно, не по силам никакому законодателю.
Далее аргументация Сократа за "природность" еще более компрометируется, когда он объясняет, как были установлены те или иные имена. Основные приемы здесь – добавление или отнятие букв. Так, законодатель прекрасно создал слово "/fcra" для обозначения буквы /3, добавив к ней еще три буквы «, г, а и нисколько не повредив ее природе. Имя Diphilos (Дифил) было создано из двух слов Dii и philos (вдвойне любимый) путем отбрасывания второго i в слове Dii. Слово "хорошее" Сократ выводит из слов "удивительное" и "быстрое". Эти в свою очередь выводимы из других слов. И так можно дойти до исходных элементов, до первых имен.
В качестве источников первых имен не могли быть звукоподражания, рассуждает Сократ, так как подражание скоту, петухам и прочим животным вовсе не означает их именования. Все же, скажем мы, звукоподражательный принцип будет в дальнейшем широко применяться в гипотезах о происхождении языка. Если имя показывает сущность вещей, то оно не может подражать их звукам, а должно отражать их существенные свойства.
Подобно тому, считал Сократ, как алфавит состоит из букв (в европейской традиции звуки и буквы не различались вплоть до XIX в.), из которых складываются слоги, слова и словосочетания, так и все сущее делится на элементы, из которых можно выделить исходные или объединить их в виды. После этого надо соотнести буквы алфавита с вещами, с их свойствами. Буква р (в латинской транскрипции г), например, показалась установителю имен орудием движения, она подобна порыву и язык при ее произнесении приходит в сильное сотрясение. Движение эта буква выражает в таких словах, как rein (течь), tromos (дрожь), trechein (бежать) и т.п. Буква г(йота) использовалась установителем для всего тонкого, что может пройти через все. Буквы ‹р (фи), |Д(пси), о (сигма) и ? (дзэта) имеют характер дуновения. Поэтому установитель использовал их для называния всего вздутого и всякого трясения. Для сжатия больше всего подходят 8 (дельта) и г (тау), а скользящая буква Л (лямбда) – для всего гладкого, лоснящегося и т.п. Большие буквы А (альфа) и Н (эта) установитель использовал для именования большого и длинного, а О – для круглого. Комбинируя буквы в слоги, а слоги в слова, законодатель также шел путем подражания сущностям вещей.
Кратил, сторонник "отприродности" имен, довольно быстро соглашается с Сократом, что без установления и обычая именам не обойтись.
Установители имен, как и художники, могут быть более или менее способными. Если художник воспроизвел все подходящие цвета и формы, то картина получилась прекрасной. Если же он что-то пропустил, а что-то добавил, то картина исказится. Так и установитель имен мог пропустить некоторые буквы, другие – добавить. В результате имя будет создано неправильно. Однако и неправильные имена показывают вещи, но не благодаря сходству с ними, а по обычаю. Последний толкуется в том смысле, что люди понимают друг друга и тогда, когда пользуются неправильными именами. И все же для имен лучше, когда большинство их букв являются сходными с вещами, и плохо – в противоположном случае. В этой связи Сократ отвергает соображение о договоре между людьми, называя его грубым, а в первой части диалога, говоря о законодателе, он утверждает, что установление имен, как акт, не могло быть делом первых ничтожных людей.
В диалоге "Кратил" Платон собрал известные в его время гипотезы, которые образовали тот набор постулатов, вокруг которого в основном и вращалась вся последующая мысль философов и лингвистов. Однако сам Платон все эти гипотезы в той или иной форме отвергает: либо высмеивает, как теорию подобия, либо просто не признает (звукоподражание, договор). Ближе всего ему теория установления, но и в ней он не уверен. Все это приведет его впоследствии к мысли о божественном начале: первым грамматистом был бог или богочеловек, расчленивший речь на отдельные звуки (гласные, согласные и безгласные) и создавший грамматику.