Читаем Гипотезы о происхождении языка полностью

Древнегреческая философия в основном была сосредоточена на объяснении картины мира и природы человека из их сущности. Крайне редки мифологические сюжеты, связанные с происхождением языка, или рассуждения философов, привлекающих божественное начало для объяснения этого вопроса. Правда, в эллинистической мифологии (Восточное Средиземноморье) был сюжет о том, что создателем языка является бог Гермес – покровитель торговли и средств сообщения, отождествлявшийся с египетским богом Тотом. Но в греческой философии эта идея не была популярной. Сошлемся лишь на эпикурейца Диогена из Эноанды(П или III в.). Он называет явным вздором принятие Гермеса в качестве учителя языка.

Дело не только в том, что древние греки не доверяли богам (атеистов среди них было не так уж много), а, думается, в том, что дух философствования был таким, что если философ мог убедительно ответить на вопрос, используя естественные аргументы, то он не прибегал к сверхъестественной помощи. А вопрос о происхождении имен в общем и целом казался разрешимым, по крайней мере после платоновского "Крати-ла" (см. далее), что констатировал комментатор Аристотеля Аммоний (александрийский философ).

Мысль философов, а затем лингвистов и психологов вращалась уже вокруг двух основных вопросов: 1) какие природные звуки послужили "материалом" для создания звучаний слов; 2) строились ли слова сознательным интеллектуальным усилием или они складывались стихийно, "естественным" образом.

В древнегреческой философии развернулась борьба между двумя основными трактовками происхождения имен. Первая – "по установлению" – исходила из того, что имена людям и вещам (это не различалось) дают произвольно искусные в своем деле установители имен, подобно тому как родители нарекают своих детей. Другая линия связывала имена с природой вещей и людей, свойства которых отражались в звучании или значении имени.

Начиная с V в. до н.э. и вплоть до падения Римской империи и распространения христианства в древнегреческой философии дискутировался вопрос об истоках норм человеческого поведения, в том числе и языкового.

Физик-философ, изучающий природу, Архелай (V в. до н.э.), учитель Сократа, резко противопоставлял природный мир и человеческие установления. "Законы, политический строй, справедливое и несправедливое, – говорил он, – все это существует по установлению".

Особенно много рассуждали об этом софисты – первые профессиональные философы (V-IV вв. до н.э.). Говоря об установленности человеческих законов, они выдвигали идею "общественного договора". Так, по Ликофрону, государство есть собрание равноправных граждан, которые в целях обеспечения своей безопасности решили ограничить свою естественную свободу. Фразимах утверждал, что люди договорились не допускать несправедливости и не терпеть ее. Софист Антифонт говорил, что веления закона надуманны, а велениям природы свойственна внутренняя необходимость. Поэтому при свидетелях полезно высоко ставить закон, а без них – слушаться велений природы.

Сократ (469-399 гг. до н.э.), выдающийся афинский философ-идеалист, противопоставляет человека природе, изучать которую – дело нечестивое и безбожное. Главное, чем надлежит заниматься людям, – это стремиться к пониманию того, что есть справедливость, право, закон, добро и зло. Эту линию продолжают и последователи Сократа – этическая школа киренаиков (основана учеником

Сократа Аристиппом в г. Кирена), которые, по свидетельству историка философии Древней Греции Диогена Лаэртского, утверждали, что нет ничего справедливого, прекрасного или безобразного по природе: все это определяется установлением и обычаем. Поскольку природа противопоставлена человеку, то постигнуть ее сущность трудно. Но если люди установили сами нравственные законы, то естественно, что они в состоянии их познать. Согласно киренаикам, чтобы обрести счастье, нужно постичь смысл добра и зла. Тогда ты станешь хорошим оратором, лишишься суеверий и страха смерти.

Таким образом, тезис об установлении касался достаточно широкого круга явлений общественной жизни, но относительно происхождения имей он обсуждался особенно остро. Дело в том, что в ряде философских школ так же, как и в мифологических представлениях, именование вещи связывалось с ее созданием, но не в буквальном смысле, а как вычленение ее из потока действительности. Наиболее ярко это выразилось в философии Парменида (его акмэ4 – 500 г. до н.э.). Вещи не имеют ни рождения, ни конца. Они образуются смешением веществ и изменением смесей. Рождение же вещи есть не что иное, как называние ее людьми. Положенное для вещи имя выделяет ее среди других вещей, являясь ее отличительным знаком. У наивного материалиста Протагора (ок. 480-410 гг. до н.э.) бытие мира вечно и неизменно. Наблюдаемые же органами чувств изменения – лишь видимость, результат мнения, а не разумного знания неподвижной сущности, "истины".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки