Читаем Гиппократ полностью

«Надлежащее положение врача относительно его самого: сидя, его ступени вертикальны к коленям и на небольшом расстоянии одна от другой; колени немного выше паха и расставлены так, чтобы на них можно было положить локти или отвести их в сторону от бедер; одежда ни слишком свободная, ни слишком тесная, без складок, наброшенная равномерно на локти и плечи.

Положение врача относительно оперируемого места: соблюдать границы удаления и приближения, границы высокого и низкого, боковую границу от одной стороны к другой или медиану. Граница удаления и приближения — это когда локти спереди не выступают за колени, а сзади за бока; границы высокого и низкого — это когда предплечья не подняты выше груди; граница нижнего — это когда врач не изгибается ниже положения, при котором, если он опирается грудью в колени, его предплечья находились бы под прямым углом к плечу. То же правило для боковой границы. Что касается перемещений из стороны в сторону, они не должны заставить менять сидячее положение, но быть пропорциональными вращению, когда кладут тело на бок и часть тела, которую оперируют».

Здесь автор соперничает в точности с художником-со-здателем вазы. Сходство поразительное: сидящий врач, изображенный на вазе в профиль, держит в правильном положении колени, локти и правую руку; все части тела вписываются в пространство, рекомендуемое Гиппократовым автором. Но так как ваза старше Гиппократова текста, ясно, что Гиппократ не был начинателем, а продолжал установившуюся традицию. Двухмерное пространство вазы (в VI веке перспектива еще не изображалась художниками) в Гиппократовом тексте становится трехмерным, где учитываются также и боковые движения.

Гиппократов текст рисует вторую картину — врача, оперирующего стоя: в положении стоя врач должен производить осмотр, равномерно и твердо держась на обеих ногах; но когда он оперирует, он должен стоять только на одной ноге, противоположной оперирующей руке; другая нога поднята так, чтобы колено было на уровне паха, как в положении сидя; в остальном границы остаются прежними».

Сбалансированной устойчивости осматривающего врача противопоставлены большая гибкость врача оперирующего.

Руки артиста

На вазе из Лувра движение руки врача, готовящегося сделать надрез на руке больного, полно изящества. Текст предлагает превосходный комментарий этого движения и позволяет крупным планом представить всю руку с пальцами и даже ногтями:

«Ногти не должны ни закрывать, ни обнажать кончики пальцев. Что касается практики, то нужно упражняться то кончиком пальца, чаще всего указательного в отличие от большого, то всей ладонью с наклоном вперед, то двумя ладонями, находящимися одна против другой… Во время этих действий оперирующий должен упражняться то одной рукой, то другой и двумя сразу (так как они совершенно одинаковы), прицеливаясь правильно, сообразно, быстро, легко, изящно, свободно».

Нагромождение наречий в последней фразе подсказывает врачу различные аспекты операционного движения. Здесь есть точность и определенность: врач нацеливается, когда делает надрез или прижигание, и должен достичь цели. Есть также и ритм движения: быстрота обычно обязательна, но в некоторых случаях рекомендуется неторопливость. Наконец, есть эстетический критерий: нужно, чтобы на движение было приятно смотреть.

Рука артиста приобретает некоторую самостоятельность. Одновременно точная и элегантная, она действует как идеальный помощник врача. Ловкость рук является важной темой медицины. Трактат «Болезни» I посвящает ей подробный обзор:

«Ловкость руки в следующих случаях: когда надрезаешь или когда прижигаешь — не надрезать и не прижигать ни сухожилие, ни сосуд; и если прижигаешь больного с эмпиемой, нужно добраться до гноя; если надрезаешь, сделай так же. Что касается переломов, нужно вправлять их правильно; то, что в теле сошло со своего естественного места, нужно правильно поставить на естественное место; то, что положено, схватить сильно, и хватая, нажимать; то, что нужно, схватить осторожно и, хватая, не нажимать; когда накладываешь повязку, не делать кривым то, что является прямым, и не прижимать то, что не следует; когда пальпируешь, не вызывать чрезмерной боли. Вот в чем состоит ловкость рук».

Из медицинских манипуляций, при которых рука врача должна показать свою ловкость, отрывок повествует не только о надрезах и прижиганиях, но также о наложении повязок и вправлении переломов и вывихов. Наложение повязки дает повод для эффектной сцены. Что касается вправления вывихов и переломов, то оно напоминает большой спектакль.

Сцена перевязки
Перейти на страницу:

Все книги серии След в истории

Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого
Йозеф Геббельс — Мефистофель усмехается из прошлого

Прошло более полувека после окончания второй мировой войны, а интерес к ее событиям и действующим лицам не угасает. Прошлое продолжает волновать, и это верный признак того, что усвоены далеко не все уроки, преподанные историей.Представленное здесь описание жизни Йозефа Геббельса, второго по значению (после Гитлера) деятеля нацистского государства, проливает новый свет на известные исторические события и помогает лучше понять смысл поступков современных политиков и методы работы современных средств массовой информации. Многие журналисты и политики, не считающие возможным использование духовного наследия Геббельса, тем не менее высоко ценят его ораторское мастерство и умение манипулировать настроением «толпы», охотно используют его «открытия» и приемы в обращении с массами, описанные в этой книге.

Генрих Френкель , Е. Брамштедте , Р. Манвелл

Биографии и Мемуары / История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное
Мария-Антуанетта
Мария-Антуанетта

Жизнь французских королей, в частности Людовика XVI и его супруги Марии-Антуанетты, достаточно полно и интересно изложена в увлекательнейших романах А. Дюма «Ожерелье королевы», «Графиня де Шарни» и «Шевалье де Мезон-Руж».Но это художественные произведения, и история предстает в них тем самым знаменитым «гвоздем», на который господин А. Дюма-отец вешал свою шляпу.Предлагаемый читателю документальный очерк принадлежит перу Эвелин Левер, французскому специалисту по истории конца XVIII века, и в частности — Революции.Для достоверного изображения реалий французского двора того времени, характеров тех или иных персонажей автор исследовала огромное количество документов — протоколов заседаний Конвента, публикаций из газет, хроник, переписку дипломатическую и личную.Живой образ женщины, вызвавшей неоднозначные суждения у французского народа, аристократов, даже собственного окружения, предстает перед нами под пером Эвелин Левер.

Эвелин Левер

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии