Гитлер и Габсбурги

Обет отречения, подписанный эрцгерцогом в 1900 г., позволил ему вступить в брак, причем жена и дети оказывались исключительно на его содержании. Завещательные распоряжения предстояло улаживать еще очень долго, но в любом случае его сыновья и дочь не могли наследовать ни гроша из семейного состояния Габсбургов или Эсте. На бумаге Франц-Фердинанд обладал значительным состоянием, а на деле – всего лишь небольшими имениями. Его сироты могли унаследовать дома отца и прилегавшие участки, но не получали никаких средств на их содержание[383]. Император полагал, что убийство племянника, которого он ненавидел, и жены племянника, которая ему не нравилась, ничего не меняло в финансовых обязательствах перед малознакомыми ему сиротами.

После событий в Сараево правительство Франца-Иосифа даже отказалось оплачивать вскрытие и бальзамирование тел эрцгерцога и герцогини. Чиновники утверждали, что теперь у них нет никаких финансовых обязательств перед погибшим наследником, его морганатической супругой и их семьей. Граф Тун настаивал, что Франц-Фердинанд погиб при исполнении служебных обязанностей, бальзамировщик же «исполнял обязанности австрийского государственного медицинского чиновника… Безусловно, его труд должен быть оплачен»[384]. Но двор Габсбургов так и не оплатил счет на сумму в 400 долларов. Долги стремительно росли, и графу Туну пришлось продать охотничий домик эрцгерцога в Альпах и даже драгоценности герцогини Гогенберг. Императора не тронули обращения опекунов детей с просьбами о финансовой помощи. Если уж он отказался оплачивать вскрытие своего застреленного наследника, с чего бы он вдруг взялся помогать его детям?[385]

Мария-Тереза, их бабушка по линии Габсбургов, твердо вознамерилась решить этот вопрос. Она грозилась заявить во всеуслышание, что продаст все, что имеет, для обеспечения своих осиротевших внуков[386]. Габсбургский двор тщательно выстраивал образ императора – заботливого отца своих подданных. Многие полагали, что именно этот образ, а не армия поддерживал жизнь в его рассыпавшемся государстве. Угроза Марии-Терезы подействовала. Франц-Иосиф пусть со скрипом, но согласился выплачивать сиротам ежегодное содержание. Эрцгерцог Карл сделал встречное предложение: «А может, лучше выделить им собственность?»[387] Он знал, что Франц-Фердинанд не хотел, чтобы его дети зависели от габсбургского двора. Император согласился с Карлом и без лишнего шума перевел на имя детей Гогенберг пятьдесят тысяч акров богатой лесом и полезными ископаемыми земли в горной Штирии[388]. В других обстоятельствах престарелый монарх упорно сопротивлялся бы угрозам Марии-Терезы и просьбам своего пятого, и последнего, наследника. Но летом 1914 г. ему нужно было все сочувствие, которое только можно было выжать из убийства Франца-Фердинанда: ведь он привел свою страну к войне.

«Маленькая победоносная война» генерала Конрада фон Гетцендорфа началась для Габсбургов неудачно. Через две недели после нападения на Сербию, потеряв убитыми пятьдесят тысяч человек, армия неумелого генерал-губернатора Оскара Потиорека понесла тяжелое поражение и была отброшена обратно в Боснию. После наступления русских на севере[389] министр военных дел Австрии заявил, что война против Сербии приобрела «второстепенное значение»[390]. На русском фронте близ города Лемберг, нынешнего украинского Львова, потери армий Гетцендорфа составили четыреста тысяч человек. Разрушительная война, которой так боялся Франц-Фердинанд, стала реальностью, да еще на два фронта.

Гетцендорф писал тогда: «Будь главнокомандующим Франц-Фердинанд, он расстрелял бы меня после Лемберга»[391]. Этот город был родиной полковника Альфреда Редля, шпиона, который, продавая военные секреты России, подкосил армию собственной империи. Последний австрийский министр иностранных дел писал в воспоминаниях: «Нам можно было свободно выбрать способ собственной гибели, и мы выбрали самый ужасный»[392]. На востоке был полный хаос и бойня, на западе, где создалась тупиковая ситуация, тоже никого не щадили. Начальник главного штаба немецкой армии Гельмут фон Мольтке, такой же ярый сторонник войны, как и его друг Конрад фон Гетцендорф, через полтора месяца после ее начала слег с тяжелым нервным срывом. Кронпринц Германии Вильгельм был откровенен в интервью американской газете: «Несомненно, это самая глупая, самая бессмысленная и самая ненужная война наших дней»[393]. Кайзер Вильгельм II сделал сыну выговор за то, что тот сказал правду.